Лариса Соболева - Оберег от порочной любви

– Мы с Эллой годами искали точную копию Женьки, точную! Ну, волосы можно приобрести, я заранее заказал за границей несколько одинаковых париков из натуральных волос, ведь по плану наши Женьки однажды должны появиться разом. Им сшили одинаковую одежду, которая была в тот день на Жене, на заказ сшили обувь. Сначала девочки разыграли Лешку, потом Брасова. Нашу Женю мы нашли среди юных проституток, выкупили, теперь понимаешь, о каком контингенте я говорил?

– А Юрка опасался, ты с его дочерью поступишь так же, как они с Женькой.

– Я не зверь, мне нужны были только ваши жизни.

– Да кто ты такой, черт возьми, чтоб судить-рядить? – пыхнула Тори. – Даже суд после десяти лет не наказывает за преступления. Люди меняются...

– Вот именно, – перебил Глеб, – судить вас поздно. К тому же от наших судов успешно откупаются, я сам не раз так делал, когда меня прижимали. Мой бизнес не очень чистый. За красивыми цветочками прячется безобразно уродливая рожа. А теперь скажи, Тори, страшно тебе было?

Когда-то она его любила, сейчас ненавидела, оба чувства по степени силы равны, поэтому зло сказала:

– Мне было страшно, потому что я не знала, кто прячет свою уродливую рожу за мистикой.

– Ты еще не знаешь, что такое страх перед смертью, но у тебя он будет коротким, а Женька умирала мучительно и долго. Не знаешь, как умирают без воды? Сначала мучит нестерпимая жажда, потом наступает сухость во рту, когда языком не пошевелить, далее гипотония, тахикардия, западают глаза, нарастает нарушение сознания, затем шок и смерть. А при голоде это вообще выглядит страшно, кишки скручивает, будто внутренности у тебя кто-то выедает. Я проверял на себе, правда, до нарушения сознания не довел.

– Ты просто маньяк.

– И как маньяк доведу начатое до конца. Заберите ее, – приказал он двум парням, те подхватили Тори под руки. – Увезите подальше.

На следующий день Тори обнаружили в машине недалеко от города в роще с простреленной грудью в области сердца.

А еще через пару дней Глеб приехал к Бумеру. Мнимая Женька разминала ему шею, высунув от усердия язык. Увидев, кто пожаловал, она улыбнулась и легла животом на пушистый ковер перед телевизором, поедая попкорн.

– Я попрощаться, – сказал Глеб. – И сказать спасибо за помощь.

– Свои люди, сочтемся.

– Прими подарок, джип я оставляю тебе.

– Ммм... – одобрительно крякнул Бумер. – Мне он нравится, хотя предпочитаю бумеры. Ты доволен?

– Да.

– А я рад, что тебе помог. Бумер помнит тех, кто его выручает, товарища никогда не оставит.

– Женя, – обратился к девушке Глеб, оговорившись.

– Меня зовут Сима, – бросила она через плечо, болтая босыми ногами.

Конечно, не Женя. Внешность та же, нутро другое. Сима – маленькая ласка, в свои годы знающая, как угодить мужчине, притом в меру хищная.

– Ты можешь идти, Сима, куда хочешь.

– Я с ним останусь, – не оборачиваясь, указала она рукой на Бумера. – Он мне нравится.

– Твое дело. Ну... – Глеб поднялся. – Прощай.

Бумер тоже поднялся, махнув рукой, затем подав ее Глебу:

– Мир тесен, особенно наш, встретимся. Когда уезжаешь?

– Прямо сейчас.

– Счастливо тебе.

Глеб забрался в машину, Элла выехала с территории, на которой расположен дворец Бумера, и помчалась к трассе через весь город, объезжая участки скопления автомобилей. Иногда она поглядывала на Глеба, а тот насупился, смотрел прямо перед собой, сжав губы. Он человек жесткий, Элла это знает, поэтому сначала задала дежурный вопрос, чтобы проверить его настроение:

– Как ты?

– Нормально.

– Нормально – ни о чем не говорит. Тебя что-то мучит?

Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза, через паузу ответил:

– С мучениями покончено.

– Скажи, тебе не жаль их? – Но спохватилась, не желая его сердить, дала задний ход: – Если не хочешь отвечать, не говори.

– Почему же, отвечу. Однажды Брасов сказал: «Никого не стоит жалеть. Что бы с нами ни происходило, мы не заслуживаем жалости. Все до одного. А знаешь, почему? Тот, кто оставляет за собой право на заведомую ошибку, не должен рассчитывать на сочувствие». Это его слова.

– Он не знал, кому говорил, – заметила Элла.

– Но он тысячу раз прав. Я много лет жил с чувством вины, если б не психанул тогда, когда Женька наехала на меня, с ней не случилось бы того, что случилось. Я ее очень любил, мне было невыносимо тяжело. Особенно когда закрывал глаза и видел ее в подвале, связанную. Что она испытала, когда ее насиловали три кабана? Ужас, стыд, отвращение, унижение?