Лариса Соболева - Пояс неверности

Секретарша доложила о прибытии троицы Алекса. Те скромно встали у порога, не решаясь без особого приглашения войти в кабинет. Хачатур Каренович указал рукой на стулья у стола. Когда они расселись, тянул время, изучал каждого в отдельности. Такая тактика заставляет людей вибрировать раньше времени, следовательно, от них легче добиться правды. Потом он достал из ящика лист бумаги, повернул его к троице, показывая цифры, написанные крупно маркером:

– У кого из вас этот телефон?

– Ни у кого, – ответил Сашко за всех.

– Это телефон Алекса, – сказал Хачатур Каренович и прищурился: мол, меня не проведете. – Где он?

– Да, Алекса, – подтвердил Сашко. – Но его у нас нет. Когда Каракуль бежал из ментовки, два мобильника у нас пропали. Мы думаем, это он забрал их.

Хачатур Каренович кинул победоносный взгляд на Булькатого: дескать, у меня котелок варит в отличие от тебя. А тот, похоже, без лишних слов догадался о предательстве Вадима, стал сумрачен. Хачатур сделал царственный жест в сторону двери:

– Ви можете идти.

После ухода людей Алекса Хачатур с удовлетворением изучал некоторое время невольного партнера, находившегося на грани взрыва. Затем приказал:

– Визивай верних людей, поедем к Вадику.

– Ах, сучонок! Ах, недоносок! – прорвало Адама, он, кстати сказать, не умел владеть эмоциями. – Я ему пузо вспорю собственной рукой! Так это он предупредил Каракуля, что на него идут? Пригрел змею на груди! Ах, шпион хренов!

– Захар, – склонилась Лия над Каракулем. – Ты просил разбудить тебя...

Он приподнялся, протирая глаза. В комнате было темно, со двора в окно проникал электрический свет единственной лампочки, светившей всю ночь, поэтому силуэт Лии рассмотрел. Привычка восстанавливать в памяти прошедшие события отпечатала в мозгу последние эпизоды перед сном.

– Антон спит? – поинтересовался Каракуль первым делом.

– Спит. Еле уложила. Сейчас полдевятого, тебе пора одеваться?

Он потянул ее на себя, одновременно освобождая место рядом:

– Иди ко мне. За мной приедут в половине первого.

– Ты мог бы еще поспать... – вдруг стала упираться она.

– Лия! – шепотом возмутился Каракуль. – Ты же обещала. Ложись, елки-палки. И халат сними. Да убери руки! Я ж не драться с тобой собрался!

– Но у меня под ним только белье...

– Может, ты еще и фуфайку наденешь? Глядя на тебя, задумаешься, где ты сына взяла? Он точно твой, не ошиблась?

Каракуль начал злиться, время-то поджимало. Отпустил Лию, сел в расстроенных чувствах. Чего она хочет? Просто лежать на одной кровати, как прошлой ночью? Он же не евнух, довольствоваться одним лежанием не может. Лия села к нему спиной, кусала губы.

– Издеваешься? – сказал, вытирая пот со лба. – Ты не женщина. Ты отвесная скала, на которую ни за что не взобраться.

– Не сердись, Захар, – виновато проговорила она. – Все будет, как ты хочешь. Только я не могу, когда грубо... извини.

Вон оно что, с ней нельзя «раз, два и готово», зажмется, а это совсем не то. Женщин у него было много, никто не жаловался – он же парень что надо и даст Лии то, чего она ждет от него. Ему тоже необходимо нечто большее, чем просто секс. Впрочем, именно сейчас, сию минуту, это главное, главное до такой степени, что сил нет терпеть. Каракуль взял ее за плечи, осторожно развернул и привлек к себе.

– Я не буду грубым, клянусь, – зашептал на ухо, целуя в висок. – Лия, я сделаю так, что ты сама захочешь... – и чуть не ляпнул открытым текстом, что именно она захочет, да прикусил язык.

Лия несмело обняла его, напряженно замерла, сквозь тонкую материю халата ощущалось частое биение ее сердца. Странным показалось Каракулю, что женщина, имеющая сына, так стыдливо идет на связь. Лия словно угадала его мысли:

– У меня был неудачный опыт.

– Это поправимо... – Каракуль с готовностью уложил ее на кровать. – Я научу. Я покажу. Я расскажу и...

– Подожди... – Лия попыталась освободиться от его рук, не удалось. – Я не об умении, совсем о другом. Я все умею. Но когда женщина отдает себя, мужчина почему-то думает, что она одновременно отдает власть над собой. А я не хочу больше быть рабыней.

– Согласен. Бери меня в рабы. И вообще, разговорчики в строю мешают стратегии. Лия, а ты не можешь послать к черту опыт и все, все, все? Дай мне возможность переубедить тебя. Мы одни, здесь темно, я почти не вижу тебя... доверься мне...

К сожалению, он не мог точно выразить то, что чувствовал на самом деле, слова все равно вылетали не те. Да и какой прок от слов? Это всего лишь приблизительные обозначения, а не суть, их не возьмешь в руки, не попробуешь на вкус. Как они могут объяснить, что он бредил этими губами, миллион раз целовал шею, дотрагивался до груди и тонкой-тонкой талии, правда, только в воображении... Явь, конечно, во сто крат сильнее воображения. Потому что она ощутима, имеет запах и вкус, превращает томительное ожидание в восторг, дает ответы без слов. Он никогда не спрашивал себя, почему сцепился со сворой шакалов, рискуя быть убитым, почему стал изгоем, почему готов вести войну с целым миром. Так уж случилось. Каракуль никогда не занимался самокопанием, ему всегда все было ясно. Ясно стало и в этот поздний вечер, что в его жизни произошел перелом, он приобрел то, ради чего стоит жить.