— Ммм… отпечатки пальцев они задействовали?
— Представь себе. Вызвали какого-то мента купленного, он гроб порошком обсыпал и нашел на нем кроме тех, кто Сташенко на Розенталя ронял, отпечатки такие же, как и на всех остальных гробах на складе. У нас в бюро все, кто имеет дело с покойниками, в резиновых перчатках работают. И голыми рукам гроб хватали только грузчики. На них сначала здорово нажали, но мент объяснил, что следы рук в перчатках перекрывают сверху отпечатки грузчиков — то есть крышку открывали и закрывали уже после того, как они эти гробы грузили. Так что и это ничего не дало.
— Да, можно было догадаться… И все же. По крайней мере ясно, что в этом участвовал кто-то из ваших.
— Но почему? Я же сказала, что охранник за водкой поехал, и в бюро мог войти кто угодно.
— Войти мог. Но во-первых, как он смог найти в незнакомом здании нужное тело? Табличек на дверях нет. И главное: как он мог быть уверенным, что у него будет шанс сделать свое дело и уйти незаметно? Снаружи не слышно, что творилось внутри лаборатории.
И только свои могли знать, что когда Лена с Сережей заняты, они ни на что другое отвлекаться уже не будут. Ты же рассказывала, что когда вошла к ним однажды, хорошо слышала скрип дивана. Можно тогда предположить, что и тебя хорошо слышат, или, по крайней мере, кто-то может выйти из-за шкафа в любой момент. Так? Ты представь, кто-то потрошит покойника, и в это время из-за шкафа появляются лаборанты. Что они об этом человеке подумают? Конечно, кто-то мог описать постороннему расположение комнат и все остальное, но его, несмотря на бардак, в любой момент могли заметить внутри здания и спросить, а что он, собственно, тут делает.
Света долго молчала.
— Вот зараза, а ты ведь прав. Этот ненормальный знал привычки лаборантов. Он действовал наверняка, а значит… значит, кто-то из наших. Черт-те-что… Но кто?
— Пока не знаю… Но мне интересно. Кстати, а что там с ключами вышло? Как вы эту комнату с рубильниками открыли? Дверь взламывали?
— Нет. В самый последний момент ключи нашлись на столе у Розенталя, в его кабинете. Он удивился — сто раз там смотрел, их не было.
— Ну, и о чем это говорит?
— Да… все о том же.
— Странно, на столе Розенталя… Такое впечатление, что либо он зачем-то сам это сделал, либо его хотели подставить.
— Да ты что? Разве сам он мог такое устроить? У нас после этого заказов стало раз в пять меньше. Докатились до того, что когда на прошлой неделе в крематории холодильник сломался, стали за копейки в свой подвал бомжей складывать. Правда, Розенталь ими приторговывает понемногу…
— То есть как приторговывал? Кому мертвые бомжи нужны?
— В основном, студентам для вскрытия. Сами студенты, конечно, не ездят, лаборанты или преподаватели приезжают.
— И почем?
— Я не знаю точно, рублей пятьсот, наверное. Нужно, например, вскрытие мозга сделать — если есть родственники, никто на это не согласится. А бомжей особенно и не считают, парой больше, парой меньше — никто не заметит. В больницах, говорят, на этом состояния делают.
— На чем же их увозят? Скорая, наверное, приезжает?
— Какая скорая? Недавно один приходил, запихнул труп на заднее сиденье Жигулей и повез.
— Забавно будет, если его на дороге остановят и машину шмонать начнут… Менты просто кончат на месте.
— Ерунда, откупится.
— Наверно… Весело у вас. Слушай, а кто он такой, этот Розенталь? В принципе не представляю, кем нужно быть, чтобы такой бизнес завести.
— Да про него никто ничего и не знает. Говорили, правда, что раньше он в судмедэкспертизе работал. Вот у Нинки была какая-то история про его родственников — жалко рассказать не успела… И все.
— Но как же?.. Ты же с ним уже какое-то время уже общаешься, хотя бы по работе. О чем он рассказывает, что спрашивает?
— Ничего он не рассказывает. Молчит чаще, особенно в последнее время.
— Как он тогда конторой своей руководит? Как глухонемые, или записки пишет?
— Он мало что по работе делает. Руководит в основном Павлов, его заместитель.
— А этот что за человек?
— Этот еще хуже. Бегает целый день по зданию, все вынюхивает, что не так, если хоть какая-то мелочь не на месте — скандал устраивает. Особенно к женщинам привязывается. И не дай бог ему хотя бы попробовать объяснить, в чем дело. Сразу начинает: „Что вы на меня орете? Ведете себя, как баба базарная. Как вам не стыдно? Женщина не должна так себя вести!“ Сумасшедший, по-моему.
— Жена, наверное, редко дает?
Читать дальше