Ольга Володарская - Клятва вечной любви

Верочка лежала в кроватке, накрытая с головой тюлевой занавеской, и разглядывала сквозь нее свою маму. То, что она видела, ей нравилось. У многих детей мамы были полными, крикливыми, с похожими кудрявыми прическами. А у Верочки – худенькая, невысокая, с крошечными ножками Золушки и тихим голосом, похожим на журчание ручейка. А еще у ее мамы была длинная толстая коса и завитушки над ушами.

– Что, моя девочка, спряталась? – улыбаясь, спросила Ульяна и направилась к Верочке, широко раскинув руки, чтобы обнять дочь.

– Мам-Уля! – Девочка выскользнула из-под занавески и прижалась своей румяной щечкой к маминому плечу.

– Когда я тебя отучу от этой дурацкой привычки? – все так же улыбаясь, спросила Ульяна и потрепала дочь по льняным волосам. – Тебе уже почти семь лет, ты прекрасно говоришь. Скажи просто «мамуля».

– Мам-Уля! – взвизгнула Верочка и нырнула под тюль.

– Обезьянка ты моя, – прошептала мама.

Верочка начала говорить очень рано и к двум годам изъяснялась довольно свободно. Поэтому к ней постоянно приставали словоохотливые бабульки. «Как тебя зовут, девочка?» – спрашивали они и совали в пухлый кулачок Верочки выуженные из карманов карамельки с прилипшей к оберткам шелухой от семечек. «Веуня», – отвечала девочка гордо. «А маму твою как звать?» – «Мам-Уля». Бабки смеялись: «Ясно, что мамуля, а имя-то у нее есть?» – «Мам-Уля», – непонимающе настаивала Верочка. И матери приходилось объяснять, что зовут ее Ульяна, мама Уля то есть. Бабульки смеялись еще радостнее и одаривали Верочку очередной конфеткой.

Ульяна засмеялась, вспоминая те времена. Дочь тогда была очень разговорчивой, общительной, компанейской, а сейчас в основном с собаками бездомными общается. Подойдет к своре, погладит каждую и начинает им о жизни своей рассказывать.

– Ты чего это зарылась, Веруня? От кого прячешься? – Ульяна пощекотала дочери пятку.

Верочка дернула ногой и прыснула:

– Я – Спящая красавица!

– Да? А занавеску зачем с окна сняла?

– Мне нужны были кружева.

– Чтобы спрятаться?

– Нет! Чтобы накрыться. Это как будто хрустальный гроб.

– И ты теперь ждешь королевича Елисея, чтобы он тебя поцеловал и ты проснулась?

– Я уже проснулась, как ты меня поцеловала, мам-Улечка! – Верочка чмокнула мать в щеку и побежала в кухню. – Сухарика хочу…

Ульяна погрустнела. Спящая красавица – надо же! Каждой женщине, даже шестилетней, хочется быть прекрасной, похоже, а для ее дочери красота так и останется несбыточной мечтой.

Веруня была на удивление непривлекательным ребенком: хрупкая, головастая, белобрысая. Именно белобрысая, а не блондинистая, так как брови и ресницы у нее были настолько бесцветны, что казалось, их и вовсе нет. Ко всему прочему у девочки были совершенно черные монгольские глаза, которые при других волосах и более смуглой коже могли бы показаться красивыми, но на бледном Верочкином лице смотрелись, как две кляксы.

Когда Ульяна увидела свою дочь впервые, то даже испугалась – уж очень она была красненькая и сморщенная. А глаза малышки, пустые и черные, вечно слезились. Потом молодую маму успокоили, заверив, что почти все новорожденные не отличаются красотой, а уж коль родительница так хороша, то и не стоит особенно беспокоиться. Что Ульяна и сделала – перестала беспокоиться. Однако время шло, а дочка не становилась краше, и женщина вновь начала волноваться по этому поводу.

– Мам-Улечка, там дядя Витя в окно стучит! – Девочка вбежала в комнату, на ходу вытирая усыпанный крошками подбородок.

Ульяна отбросила тюль и быстро прошла в кухню.

Жили они на первом этаже панельной четырехэтажки, и из окна их квартиры можно было не только видеть заросший сиренью палисадник, лавочку, облюбованную старушками, песочницу и угол школы, но и разговаривать со стоявшими на улице.

– Ульяна, я вам сейчас мешок картошки принесу, – сообщил куривший у их окна мужчина.

– Витя, спасибо, конечно, но зачем?

– Что значит зачем? Чтобы есть.

Дядя Витя подмигнул Верочке. Девочка хихикнула и спряталась за маму.

Вообще-то дядя Витя был единственным, кого она не боялась. Все же остальные взрослые, даже бабушки, нагоняли на нее страх. Хотя, если честно, детей она боялась еще больше, за исключением Стаса, дяди Витиного сына. Вообще отец и сын Радугины были единственным друзьями Верочки и Ульяны. Дядя Витя им помогал – то кран починит, то гвоздь вобьет, а Стас защищал белобрысую соседку от нападок дворовой детворы. Весь же остальной мир Веру с мамой недолюбливал.