Александр Горохов - Забытые на обочине

Гриша повторял про себя эти слова бессчетное количество раз, пока Ложкин не толкнул его в плечо, спросил хрипло.

- Ну, есть у тебя план, как убежать?

- Что? - Гриша посмотрел на напарника.

Оба мокрые от пота, грязные, заросшие волосами - стояли перегнувшись в трубе пробиваемого тонеля, дышать было тяжело, где-то позади них возились, отваливая назад грунт, Рогожин и Климов.

- Ты что, забыл о чем говорили? - сатанея, оскалил зубы Ложкин. Туфту гнал? Фуфлом оказался?

- Нет... Не забыл... Можно бежать, но подумать надо. Где мы хоть примерно обитаем? В городе, в поле, в деревне?

- Не знаю.

- Надо остальных подговорить.

- Не надо. - просипел Ложкин. - Остальные нам без надобности. Маслаков политический псих в натуре. Климов сука, его придавим. А на глухаря этого, немого, начхать, наркоман конченный.

- Без них не получится. - вздохнул Гриша.

Из темнонты тоннеля появился Климов с пустым корытом на проволоке и сказал бодро.

- А вот, пипл, какая у меня добрая мысль! Надо сказать Бригадиру, чтоб мы здесь какой-нибудь "карман" выкопали и туда парашу поставили! А то от вонищи здесь уже невпродых у нас! Добрая мысль, пипл?

- Дурак. - сказал Ложкин. - Ты в своей жизни хоть раз чего доброго сделал?

- А то?! - возмутился Климов. - Я человека спас!

- Ты?

- А то? Лет десять назад поехал на Рижское взморье отдыхать и там девченка латышка утонула в десяти шагах от берега. Ну, её вытащили, покачали пару раз и бросили на песке! Лытыши , лабздоны эти, им бы только пиво пить! А я, тоже конечно, керной, взялся её новым тогда методом откачивать - "рот в рот". И лизался с ней, качал минут сорок! Она вздохнула, а тут и "скорая помощь". Сказали, что без меня лабздонка бы померела! Папаша её мне деньги совал, мамаша плакала обнимала, сыном называла. Только я теперь думаю, зря я так сделал. Вредно водку пить, вечно глупость сморозишь.

- Почему это зря? - удивился Гриша.

- А они, лабздоны, теперь в своем государстве живут и всех русских оккупантами называют! Ты вот сьезди туда, увидишь как они нас ненавидят! Живьем бы сожрали! Полиция ихняя, чуть ты вякнешь - тут же дубиной по горбу! Раньше лабздоны нам жопу лизали до блеска. А теперь мы там теперь люди второго сорта!

Ложкин сказал брезгливо.

- А ты и здесь харя третьего сорта.

Климов сплюнул и принялся нагружать землю в корыто. Наполнил его и уволок в начало тоннеля.

Ложкин вонзил лопату в грунт и упрямо сказал.

- Получится вырваться и без них! В толковом деле, Гришка, больше двух человек - крышка. Третий всегда продаст. Не спи сегодня после вахты. Суку проверим. Он, кажись, затосковал. Знак подал, чтоб его сегодня наружу подняли.

Гриша не стал расспрашивать, какой такой "знак" уловил Ложкин, а тот пояснил сам.

- Он там свежим воздухом подышит, помоется, прогулку сделает и отчет даст, что мы, мол, - послушные скоты. Не спи сегодня.

Сказанное Ложкиным было не очень понятно. Но плотно поужинав, Гриша улегся на койку и принялся "писать".

"Любимая моя! Я не знаю, кто нас и почему обманывает. Я никому не делал зла в этом мире. Совсем никому, и я тебе это обьясню, когда мы встретимся. Но теперь и не знаю, придет ли этот долгожданный час. Если я никогда не вернусь,то ты должна знать, что в этом пустом и безлюдном для меня мире, ты была для меня...."

Глаза у него смыкались, он чувствовал, что уже спит, когда люк на потолке бесшумно открылся, вниз спустился охранник в маске, растолкал Климова и оба тихо поднялись наверх. Люк за ними тихо закрылся.

Ложкин приподнял голову с подушки и тихо прошептал.

- Я ж тебе сказал, что это "баран-провокатор"! Не бойся, этот нам завтра уже мешать не будет.

... В своей характеристике Валентину Климову Ложкин был категорически прав, но все же - недостаточно. Строго говоря, даже с позиций нашего либерального в оценках нравственности времени, Климов все одно был законченным мерзавцем. Мерзавцем и негодяем по рождению, по генетическому коду. Он был доносчиком и провокатором едва ли не с пеленок. А в юном возрасте превзошел своей подлостью даже знаменитого Павлика Морозова предал не только родного батюшку, но "сдал" его правоохране вместе с матушкой! Двойной, смертный грех, определяемый ещё Библией, - но и сие не смутило юного Валюшу! Пошел в милицию поселка и заявил, что дрожайшие родители гонят на продажу самогонку в подпольных условиях. А если учитывать, что сообщение это было сделано в годы лютой компании по борьбе с пьнством, алкоголизмом, в годы когда в винных магазиных учинялись битвы уровня Бородинской - не удивительно, что за свои наивные занятия батюшка Вали и матушка схлопотали пару лет отсидки в местах не столь отдаленных, однако при суровом климате. А сознательному сыну Валентину остался дом с приусадебным участком в полное владение!