Мэриэл Адамс - Происшествие в замке Ферни - история вторая

— Но ведь я подавала это вино…

— Ну и что? Или вы всыпали яд в бокал?

— Нет, что вы!

— Тогда и не о чем так переживать. Расскажите лучше, что вы делали после того, как подали вино и покинули большую гостиную.

— Я пошла в буфетную, навела там порядок. Вообще, это не моя работа, но Якоб же заболел, да и там почти нечего было делать. Затем я еще раз заглянула в гостиную. Я услышала шум голосов, и мне хотелось убедиться… ну, что мною все довольны.

— И что же там происходило?

— Я видела, что все встали и вышли, направились в сторону парадной лестницы. Там другая дверь, не та, в которую я заглянула.

— А больше вы не возвращались в комнату?

— Нет, пока не поднялся переполох.

— А от кого вы узнали о том, что случилось?

— Ко мне постучал Том, он сказал, что один из гостей хозяина отравился вином…

— Вы не были знакомы раньше ни с кем из присутствующих сейчас в замке?

— Я знакома с госпожой Кроун.

— Вы имеете в виду Марику? — уточнила я.

— Да, я работала у нее некоторое время, — ответила Луиза, и мне показалось, что она немного успокоилась.

— Когда это было? — спросил комиссар.

— Год назад… Но я всего лишь приходила к ней убирать квартиру два раза в неделю.

— Понятно.

Луиза ушла, и я подумала, что наш разговор несколько утихомирил ее воображение.

Якоб Маккорди все же вошел в кабинет хозяина, но выглядел он действительно неважно. Он, пожалуй, был самым старшим из всех присутствующих, если не считать покойника, впрочем, его-то уже увезли. Высокий и худой, с коротко стриженными абсолютно седыми волосами. Глаза очень темные, настолько, что трудно сказать, какого они на самом деле цвета. Густые темные брови, тонкие или плотно сжатые губы над чуть коротковатым подбородком, слегка длинноватый нос. В общем, не знаю, удалось ли мне передать впечатление, которое производил этот человек. Но о себе скажу, что я даже поежилась под его пристальным и настороженным взглядом.

— Извините нас, господин Маккорди, что пришлось поднять вас с постели, — начал комиссар.

— Не нужно извиняться, комиссар, — перебил Катлера Якоб, — я ведь понимаю, что это не праздные беседы. Спрашивайте.

— Хорошо, спасибо. Вы, как я понимаю, все интересующее нас время находились в своей комнате?

— О каком времени вы говорите?

— Примерно с половины десятого вечера.

— Да, в это время я уже ушел к себе, Луиза сама предложила мне… Хорошая она девочка, старательная, услужливая.

— Вы давно служите у Кроуна?

— Очень давно, комиссар, я еще его родителей помню, я единственный из слуг, кто переехал вместе с ними из городского дома, где они раньше обитали. — Едва заметная улыбка промелькнула на его лице.

— Были ли вы знакомы до этого дня с господином Парром? — продолжал спрашивать комиссар, хотя рассчитывать на сколько-нибудь существенную информацию, очевидно, не приходилось.

— Ну, как посмотреть. Я его, пожалуй, несколько раз видел, но сомневаюсь, что это можно назвать знакомством.

— Что ж, как я понимаю, вы вряд ли можете добавить к уже сказанному что-нибудь существенное.

— Если не сочтете за дерзость, господин комиссар, то, с вашего позволения, скажу… Я бы на вашем месте не искал убийцу. Есть ли смысл убивать тяжело больного старика, которому и так немного осталось?

— Откуда вы это знаете?

— Я прислуживал за столом и случайно видел, как господин Парр во время ужина выпил таблетку. Лекарство такое и мне знакомо, к сожалению. Это очень сильное обезболивающее…

— Вот оно что! Ну, спасибо, господин Маккорди. Извините, что побеспокоили, выздоравливайте.

— Что ж, сказал комиссар, когда мы остались в кабинете Кроуна втроем. — У меня пока появилась только одна разумная версия. А у вас, коллега?

— Догадываюсь, о чем вы подумали, но не кажется ли вам, что для самоубийства было выбрано слишком странное место, да и время… — возразила я.

— Это, конечно, так, но если мы начнем сейчас разбираться с мотивами и возможностями, то получится, как я подозреваю, не менее странная картина.

— И все же…

— У меня есть предложение: сегодня уже очень поздно, но завтра утром предлагаю встретиться у меня в кабинете — ведь вы, друзья мои, как ни крути, свидетели.

— Ну, только если свидетели, — усмехнулся Дэвид.

— Договорились, — улыбнулась я.

На следующее утро мы собрались в кабинете комиссара довольно рано. Это особенно сложно было для Дэвида. Он представляет собой классический образец совы. Но дело оказалось не столько моим или комиссара, сколько нашим общим, и это разбудило если не самого Дэвида, то уж его тщеславие точно. Одно дело — узнавать о следствии, когда оно уже закончено, другое — принимать в нем активное участие.