Мария Амор - Дар шаха

– А ваш отец, он был как-то связан с семьей шаха?

Я пожалел, что упомянул отца. Сколько Виктор учил меня: все, что ты скажешь о себе противнику, послужит против тебя. Первое правило: не давать никакой информации чужакам. Но трудно вести себя с красивой женщиной как с вражеским агентом.

– С какой стати мой отец был бы связан с семьей шаха?

Не было на свете никакой причины забивать красивую голову Самиры такими скучными и посторонними для нее деталями, как занятия моего отца. Я перешел в наступление:

– А когда и как ваша семья перебралась в Штаты?

– Мой отец как раз во время исламской революции, в 1979-м, учился в Калифорнийском университете. А семья мамы сумела выехать во время революции. Александр, а почему у вас ни фейсбука, ни инстаграма? Как вы живете без них?

– А без них никак? Мне пока хватает профиля на сайте медцентра UCLA. Расскажите лучше, где вы играли.

Ни один творческий человек не в состоянии удержаться от соблазна поговорить о себе.

– Ой, здесь и там, повсюду. В театральных студиях, в рекламе, в нескольких эпизодах. В одном студенческом фильме, но он так и не пробился на большой экран. Еще в паре проектов, которые так и не стали известны широкой публике. У меня амплуа неудачницы. Папа грозится лишить меня финансовых дотаций.

Она заразительно расхохоталась. Мужчины за соседними столиками тайком оглядывались, женщины разглядывали ее откровенно и чуть презрительно. Их взгляды говорили, что утонченный вкус куда важнее бесконечных ног и пышных волос. Я не уверен, что их мужчины с ними соглашались. Но мне в Самире нравилась не только ее прекрасная вульгарная внешность. Из этой женщины, как углекислый газ из встряхнутой бутылки кока-колы, выплескивались уверенность, радость и сила. Если у нее и были сложности с ролями в Голливуде, то только потому, что она принадлежала Болливуду.

– Как раз неудачница из вас очень неубедительная. А чем занимается ваш отец?

– Папа импортирует ковры. А ваш кем был?

Наконец-то я мог поймать кинутый ею мячик:

– А почему вы решили, что мой отец «был»?

– Ой, простите, я просто предположила, что он вышел на пенсию. Нет?

И тут же улыбнулась подкупающей ослепительной улыбкой, не оставляющей сомнений, что я форменный параноик. Непринужденно принялась рассказывать, как Кир пробивает новый фильм об Иране, где ей обещана одна из ведущих ролей. Ее рассказ о себе самой звучал правдоподобно и убедительно, все мои хитрые попытки заставить ее проговориться она отбивала с легкостью Агасси на теннисном корте. Конечно, я понимал, что она встретилась со мной не для того, чтобы я пролил свет на обстоятельства смерти ее дяди. Но перебирать конспиративные версии было необязательно. Ее интерес мог объясняться тем, что я был неженатым хирургом. Увы, прожив двадцать пять лет из своих тридцати четырех в суетном Лос-Анджелесе, я достаточно хорошо отдавал себе отчет в том, почему мною способна заинтересоваться девушка вроде Самиры.

Однако будь она даже агентом ВЕВАКа, я не отказался бы познакомиться с ней ближе. Легкий покров тайны и воображаемая опасность только усиливали интригу. Женщин, старающихся мне понравиться, достаточно, но Самира могла таить намерения более коварные, чем замужество. Я предложил закончить вечер у меня, и она охотно согласилась.

Сквозь сон я слышал, как она вставала и выходила из спальни на цыпочках. Куда женщина может ходить ночью в чужом доме? В туалет? На кухню? Заколыхавшийся матрас дал знать, что она вернулась. Я протянул руку, притянул ее к себе и снова заснул. Пусть ходит и рыщет, главное, пусть возвращается.

Утром я подбросил ее обратно к машине и в прекрасном настроении поехал на работу. Два дня в неделю я работал в больнице. Это давало мне право на больничные привилегии – возможность оперировать в «Рейгане» пациентов частной практики. Увы, в летние месяцы эти два больничных дня иногда казались мне слишком тяжелой платой за привилегии. Первого июля в отделении появлялся ежегодный урожай резидентов – выпускников медшкол, начинающих ординатуру. Новички ничего не знали, ничего не умели. В операционной их ни на минуту нельзя было оставить одних.

Сегодня со мной поставили новенькую, некую Кэтрин Соболефф. Вчера она, как полагается, осмотрела записанных на сегодня пациентов и позвонила мне еще до свидания с Самирой, чтобы по форме доложить истории болезни и результаты осмотра. По ее имени я предположил, что она русская эмигрантка, но, услышав по телефону чистейший британский выговор, понял, что она, по-видимому, тоже из каких-то давних волн эмиграции. Голос у нее был деловой, почти бесцветный и никаких фантазий во мне не пробудил.