Александр Граков - Город пропащих

"Золотое руно" в одночасье лишилось своей верхушки. Оставался Генрих Карлович Шиманко, но для охраны это была недосягаемая величина. Никто даже его прямых телефонов не знал.

А ночь медленно катилась к рассвету. "Быки" Витебского и двое охранников со входа сидели в тесной служебной комнатке на первом этаже, пили, матюкались и никак не могли решить, что же им делать.

- Я вот как думаю, братва, - неожиданно встрял до сих пор молчавший один из новеньких, Колян. - Увозить надо жмурика отсюда. Пока темно, увозить. Оставите где-то в тихом местечке. Обслуга подвалит - не скроешь. Разговоры пойдут. Только еще ментов здесь не хватало. Босс вряд ли обрадуется. А так - замочили в городе - и все дела.

Охранники Витебского переглянулись: похоже, их смутно посещали подобные же мысли, только Колян выразил их со всей определенностью.

- Да ведь нехорошо как-то, - неуверенно начал самый старший, хозяин все же...

- Тогда домой везите или на дачу... - опять сказал Колян. - Здесь оставлять никак нельзя. Прикроют лавочку, всех нас затаскают...

Сошлись на том, что отвезут Мирона Львовича прямо к дому и там оставят. С милицией дела иметь никто не хотел.

Коляну и Сашке, сидевшим на входе, поручено было дозваниваться до Костика и дочиста убрать кабинет. Остальные пятеро, мрачные и злые, аккуратно завернув тело Мирона Львовича в большую клеенку, не включая света во дворе, погрузили его в джип и уехали.

- Жаль, хороший ковер был, - сказал Сашка, осматривая поле предстоящей уборки, - придется на куски резать...

- Федору бы рассказать обо всем, - усмехнулся Колян, - что-то давно он не объявлялся.

- Я только что узнал о Мироне, - сказал Костик, запинаясь. - Мне рассказали, что это случилось вечером... К нему привезли Шклявого... Он сам хотел разобраться... Остался с ним наедине... И вот...

Шиманко слушал молча, без всяких эмоций.

- Я знал, чувствовал - что-нибудь в этом роде должно случиться! Он был очень странным, Мирон, он не ценил предупреждений. А я ведь сказал ему, что Мотя непростой человек... Не какой-то там уголовник... Его и Зяма предупреждал. Он никого не слушал...

Из всего этого бреда Генрих Карлович вынес лишь одно рациональное зерно: Мирона убили, а все остальное - смесь страха, вины и безнадежности. Тупик. Команда "Золотого руна", с которой он начинал дело, роковым образом уничтожена. А Мирон ведь был в ней главным действующим лицом.

Шиманко не надо было даже расспрашивать, как все случилось. Глупость поведения его бывшего помощника являлась настолько же очевидной, насколько и мотивы, приведшие Мирона к подобному концу.

Любовь, ревность, желание мести, муки уязвленного самолюбия - все эти жалкие переживания биомассы, именуемой человеками, никогда не помогали, а только вредили делу. И поэтому Генрих Карлович спросил лишь о самом главном, что на данный момент беспокоило его:

- Где он?

- Кто? - не понял Костик. - Шклявый?

- Да нет, - терпеливо сказал Генрих Карлович. - Мирон...

Костик помедлил, а потом начал говорить еще неувереннее и растеряннее, чем прежде:

- Не знаю, правильно ли здесь поступили... Как-то уж слишком... Меня дома не было... Сами решили...

- Ну! - грубо поторопил его Шиманко.

- Отвезли к дому... Оставили во дворе... - произнес он почти шепотом.

Шиманко молчал, а Костик не знал, чем объяснить его молчание, терялся в догадках, мысли его путались.

- Наверное, правильно решили... - наконец несколько смущенно сказал Шиманко. - Вокруг "Руна" лишнего шума не надо бы. Ты поддержи людей пока, они должны знать, что Шклявого мы не упустили... А Мирона похороним по высшему разряду.

Чувствовалось, что на том конце Костик вздохнул с облегчением.

- На днях заеду, - закончил разговор Шиманко. - Пусть никто не думает, что дом без хозяина остался. Я еще наведу порядок. А пока командуй ты.

...Как бегун на длинной дистанции собирает перед последним рывком все силы, так и Федор мобилизовался накануне задуманной им операции. Кажется, он уже продумал все до мелочей, но мысли его возвращались и возвращались к предстоящей акции. И отделаться от назойливого кружения в голове разнообразных деталей и подробностей того, что должно было произойти, он никак не мог.

Даже сейчас, сидя с Семеном в "Утесе" за бокалом хорошего вина, он представлял, как войдет, что скажет... И понимал: от него может потребоваться как раз спонтанность действий, быстрая реакция, а не те нудные мизансцены, сродни театральным, которые он с маниакальным упорством выстраивал в своем мозгу.