Александр Скрягин - Тайная геометрия

Ложное ощущение, разумеется.

Согласие майора Мимикьянова помочь торговому олигарху было фиктивным.

Шествие зверей Сергея Прокофьева неслышно гремело за органными колоннами соснового бора всей мощью большого симфонического оркестра.

Народная мудрость оказалась не права.

Небольшая ложка дегтя широко распространенного сорта «ревность» все-таки не смогла испортить бочонок с медом женского колдовства.

Ангелина ждала майора у двери в кабинет и сразу приблизилась к нему на предельно близкое расстояние.

– Ефим, – сказала она, устремив на него снизу вверх свои выпуклые стрекозиные глаза, – понимаешь, этот индюк хочет пустить серию статей во всех газетах, какой он хороший… Ну, пристал ко мне, сделай, да сделай, я, конечно, взялась: деньги обещал хорошие, аванс дал, – не дожидаясь его вопросов, объяснила она причину, по которой оказалась в отдельном кабинете с Бамбалаевым.

– Слушай, Аня, давай, вот тут пройдем в Зимний сад, немного прогуляемся, – вдохнув идущую от женщины горьковатую сладость свежескошенной травы, забормотал майор. Пресный вкус ревности сразу забылся.

– Да, ты что, Ефим, сума сошел?.. Не сейчас… Этот же Бешеный Бамбалай меня ждет, про себя истории рассказывать, какой он страшный и ужасный… – лепетала Рогальская, а сама, подхватив майора под руку, увлекала его к двери в переход, ведущий к Зимнему саду.

Однако на этот раз путешествие в страну исполнения желаний пришлось отложить. И Бешеный Бамбалай оказался здесь не причем.

– Ефим Алексеевич? Мимикьянов? – окликнули майора у стеклянных дверей перехода.

Ефим обернулся.

В двух шагах от него стоял Гобой.

Гобой – это духовой инструмент, представляющий собой длинную трубку, слегка расширяющуюся на одном конце. Внутри у нее, как у змеи, находится раздвоенный язычок из камышового стебля. Он придает его звучанию какой-то колдовской, гипнотизирующий звук.

Такой вот опасный инструмент и стоял напротив майора.

Разумеется, не музыкальная трубка, а высокий худощавый человек. Узколицый, длинноносый, с просверленными близко к переносице отверстиями для глаз. Зрачки у него были почему-то не круглые, а овальные, как арбузные семечки, поставленные вертикально.

Хороший темно-серый костюм болтался на нем свободно, как на вешалке.

Мимикьянову почему-то сразу захотелось назвать его именно так – Гобой. Под этим именем он и был помещен майором во внутренний каталог для личного пользования. Хотя, конечно, музыкальный инструмент, представляясь, назвал себя по-другому:

– Крабич, – сказал он, протягивая Мимикьянову вишневую книжицу служебного удостоверения. – Подполковник Крабич Игорь Иванович. Я являюсь сотрудником специального отдела управления информации и прогнозов Министерства по чрезвычайным ситуациям.

В удостоверение все именно так и значилось.

Все известные майору знаки скрытого подтверждения подлинности документа в удостоверении имелись. Хотя МЧС, как ведомство совершенно самостоятельное и очень гордое, могло, никого не спрашивая, ввести и какие-нибудь не известные ему опознавательные секреты.

– Ефим Алексеевич, вы не могли бы уделить мне несколько минут? – прогудел Гобой. – Поверьте, я никогда не стал бы отвлекать вас от беседы со столь очаровательной спутницей… – в этом месте своей плавной речи Крабич сделал аккуратно подстриженной темной головой короткий поклон в сторону Ангелины Анатольевны. – Но, острейшая необходимость. Буквально – как нож к горлу!

«И, что сегодня за день такой? – подумал Ефим, – Всем я нужен. Никто без меня обойтись не может! Да, Закон Нужности прав: если, человек не нужен, то уж – никому. А если вдруг понадобился, то – всем!..»

Мимикьянов нашел взглядом столик, где его ожидал Леша Грибков и нетронутый бифштекс. Начальник службы безопасности «Топологии», смотрел в его сторону. Майор махнул ему ладонью: обедай пока один, у меня дела.

Ефиму хотелось и бифштекса и еще больше – неформального общения с пресс-секретарем «Топологии» Рогальской в Зимнем саду. Но контакты с людьми – это главное оружие настоящего оперативного работника, каким не без основания, считал себя майор Мимикьянов. Отказываться от новых контактов он не имеет ни морального, ни профессионально права. Ни при каких обстоятельствах. Даже самых сложных, как например, те, что существовали в данный момент.

Майор с печалью взглянул на Ангелину.

«Это – рок, – читалось в его взгляде, – Обстоятельства сильнее нас».