Хью Уолпол - Над тёмной площадью

Ни во время ареста, ни после, на процессе, Осмунд не произнес ни единого слова. Он принял уготованное ему возмездие с той же невозмутимостью, с какой, наверное, сидя на берегу, снимал бы с крючка пойманную рыбку.

Как вы правильно догадались, самой первой моей мыслью (и главной до самого конца) была мысль о Хелен. Как должна была страдать ее любящая душа, ее гордость. Как должно было ее оскорблять грубое вторжение в личную жизнь и страшить внезапное осознание того, что она обречена на одиночество! Но разве это не было так по-человечески, что, сочувствуя ей в ее горе, я в глубине души невольно задавал себе вопрос: может, это к лучшему и у меня теперь появится шанс? Но я плохо ее знал.

После происшедшего я видел ее только однажды. Как-то ненастным вечером, борясь с порывами ветра, я пробирался домой вдоль берега моря и столкнулся с ней лицом к лицу, едва не сбив ее с ног. Мы укрылись за скалой. Я спросил ее:

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Ничем, — ответила она и, протянув мне с улыбкой руку, сказала: — Он мне так и не объяснил, зачем это сделал. Он вообще ничего не говорит. Думаю, он собирался подшутить над Борласами и ввязался в это дело в самый последний момент. Не знаю. Мы поженимся, как только он выйдет. — Посмотрев на меня так, как еще никогда не смотрела, она промолвила: — Я хочу, чтобы вы мне кое-что пообещали.

— Все, что угодно, — заверил я ее.

— Не пытайтесь меня найти, чтобы встретиться со мной. Забудьте нас обоих. Мне нравится жить сложной жизнью, но я не хочу ее слишком усложнять. Если вы действительно желаете мне помочь, обещайте мне это.

Она ушла, оставив меня в страшном волнении, отчаянии, негодовании. Неужели у нее нет ко мне никаких чувств? Никаких?! Ну а если есть? Тогда я вправе перевернуть вверх дном весь мир, чтобы завоевать ее!

Внутри меня подленький голос шептал, что Осмунд больше мне не друг. В любом случае он принесет ей только несчастье и что, хотя бы ради ее же блага, я обязан удержать ее от проклятого брака. Я без конца писал Хелен безумные, страстные письма, умолял ее внять моим мольбам. Ответа я не получал. Мне ничего не было известно о ней, а узнать, что с ней, я тоже не мог. В 1914 году началась война, и все нити этой истории были порваны.

И все же мне довелось еще раз мельком увидеть злого демона наших мест, Пенджли.

В 1915 году я был дома, в увольнении, один-одинешенек на белом свете, и вздумал навестить моего единственного друга, так как других друзей, кроме него, у меня теперь не было. Уведомив Кардена телеграммой, я, не дожидаясь ответа, поехал к нему. Прибыв туда, я обнаружил, что дом его закрыт, а сам он, как я узнал, находится во Франции. Был унылый, дождливый вечер. Я грустно бродил по мокрому саду, который уже начал приходить в запустение. Меня убивали наглухо закрытые ставнями окна, вдруг ставшие мне чужими, и вой ветра в вершинах деревьев.

Сквозь несущиеся по небу тучи пробился робкий луч луны и слабо осветил газон, тот самый, на котором под сияющим солнцем мы встретились впервые — Осмунд, Хелен и я.

И когда я стоял там погруженный в воспоминания, я вдруг услышал, как под чьими-то ногами захрустел гравий на дорожке под закрытыми окнами дома. Обернувшись, я увидел Пенджли. Нет, ошибки быть не могло, это был он — в грязном, съехавшем набок котелке и в бесформенном плаще, в полах которого он путался.

Пенджли замер и смотрел на меня выпучив глаза, словно перед ним было привидение. Я крикнул ему:

— Пенджли, гнусная свинья!

Он повернулся и побежал, я — за ним. Но луна скрылась за тучей, дождь хлынул стеной. Он так забарабанил по доскам, что заглушил все остальные звуки. Мир потонул в этом гуле. Я уже ничего не видел — кругом была тьма — и ничего не слышал, кроме шума дождя.

После того случая Пенджли сделался для меня своего рода наваждением. Я всюду и постоянно его искал. Если найду его, думал я, то обязательно сначала выведаю у него, где Осмунды, а потом непременно сверну ему его грязную шею.

Но земля огромна, а человек — песчинка на ней. Попробуй сыщи его. Жизнь шла, я бедствовал, перебиваясь с одной жалкой должности на другую, и все это время образ Хелен неотступно стоял передо мной. Я любил только ее и был ей предан, не ведая, где она, жива ли, или ее уже больше нет на свете, но все равно я желал ее… желал…

Теперь вы понимаете, почему явление этого призрака в дверях парикмахерской — мерзопакостной рожи Пенджли — было для меня самым долгожданным, может быть решающим, событием на свете!