— В конце концов, — заявила она, — то, что они тупые, не новость, но их идиотизм…
Осмунд вскочил. Он возвышался над нами этакой колонной в шесть футов с лишним.
— «Идиотизм! Идиотизм!» Да разве это не то, что присуще именно вам? Только потому, что у вас есть деньги, вы считаете себя лучше всех других! Да они стоят тысяч таких, как вы! Клянусь, вы самое бесполезнейшее существо на свете. Вы и ваш муж только обременяете эту землю. Для всех было бы лучше, если бы вы оказались под ней! Я пробыл здесь всего месяц, но дня не проходило, чтобы я не слышал о вашем чванстве, безделье и невежестве… Проклятие! Прошу прощения, Карден. Я повел себя как свинья. Очень сожалею. Пожалуй, я пойду…
Вот примерно как все было. Я только знаю, что после всех прожитых мною лет этот взрыв несдержанной ярости и нетерпимости, обуявший тогда Осмунда, до сих пор вспоминается мне как стихийное бедствие — словно в тот миг раскололось небо и метнуло к нашим ногам грозную черную молнию.
Итак, Осмунд немедленно нас покинул, больше не сказав ни слова. В бешенстве он огромными шагами пересек газон и был таков. Надо ли говорить, что чаепитие на траве на том и закончилось. У меня перед глазами все еще стоят полинявшие лица Борласов с застывшим на них изумлением. Было такое впечатление, будто кто-то здорово прошелся мокрой тряпкой по их физиономиям и весь их фасон куда-то исчез. Хелен не проронила ни слова.
Я встретил Осмунда на следующий день на берегу моря. Он был удручен, смущен и раскаивался в своем поступке. Мол, вел себя как настоящий хам, верно? Я сказал, что согласен. Карден зол на него? Да, подтвердил я, Карден зол. Надо бы зайти к нему и получить заслуженную взбучку, сказал Осмунд. Он хорошо относился к Кардену и готов был принять от него любое самое беспощадное порицание. Я высказал мысль, что было бы неплохо написать леди Борлас письмо с извинениями. Но об этом Осмунд и слышать не хотел. По отношению к Борласам он не совершил совершенно никакого преступления, — давным-давно собирался сказать им в лицо, что о них думает. Вот только плохо то, что сделал это в саду у Гарри Кардена, так сказать под крышей его гостеприимного дома, и, кроме того, в присутствии меня и мисс Кэмерон. Что же делать, так вышло. Надо признать, характер у него адский. Всегда такой был, с детства, и за всю свою жизнь он так и не научился сдерживаться. От людей типа Борласов его просто тошнит. Но передо мной он виноват и прекрасно меня поймет, если я не пожелаю больше с ним беседовать.
Мне он нравился. Я не мог этому противиться. Если бы вам случилось знать его в ту пору, уверен, вы тоже невольно расположились бы к нему.
К моему удивлению, Осмунд тогда проникся ко мне особой симпатией, и вскоре мы стали очень часто видеться. Я подметил в нем три особенности. Первая: при том, что в целом это был милый, приятный, веселый человек, — он был подвержен внезапным приступам ярости, которые случались с ним ни с того ни с сего. Вторая его особенность: он был поэт и тонкий ценитель красоты в любой ее форме — в природе, в искусстве, в музыке, в литературе, в человеке — во всем, и в тот период его жизни любовь к красоте воплотилась для него в образе обожаемой им Хелен Кэмерон. И третья: как уже говорил мне Карден, он водил странную дружбу с людьми ниже его по происхождению и по воспитанию. Прошло немного времени с тех пор, как мы с Осмундом сблизились, и я познакомился с одним из таких его дружков. Звали его Чарли Буллер. Это был небольшого роста, крепкий, симпатичный парень, с приятным лицом, здоровым румянцем и добродушными морщинками вокруг глаз. Любимым занятием Буллера были веселые проделки. Его знали как шутника и бедокура. Других интересов у него, кажется, не было. Я не удивился бы, узнав, что в свое время Буллер отсидел в тюрьме. Он был скрытен и по поводу своего прошлого не распространялся, как, впрочем, и по поводу своего настоящего. Словом, компания для Осмунда совсем не подходящая. Но и сам Осмунд, если рассудить, хоть и джентльмен по всем статьям, был явно авантюрист. Никому ничего не было известно о его прошлом. Даже Хелен Кэмерон представления не имела, есть ли у него родственники, служил ли он в армии, на какие средства существовал.
Она была им зачарована, так же как и я.
А затем случилось нечто ужасное. Я влюбился в Хелен Кэмерон. Сколько раз за все годы, пролетевшие с тех пор, оглядываясь назад, я спрашивал себя: мог ли я каким-то образом придумать или предпринять что-то, чтобы этого не случилось? Теперь я знаю точно, что не мог. Это была одна из ниточек, вовсе не второстепенных, — далеко не второстепенных! — в том странном узле, в котором мы все в финале сплелись.
Читать дальше