Николай Буянов - Бал для убийцы

— Старуха ошиблась, — задумчиво проговорил Артур, открывая дверцу машины. — Она подозревала собственную внучку. А я подозревал Леру…

— Мы все ошибались, — сказала Майя. — Хотя я давно должна была догадаться… Помнишь, когда мы встретились в школьном вестибюле, Лера сказала: «Последнюю задачу пришлось „содрать" у Веньки Катышева…» «Содрать» на школьном жаргоне означает «срисовать» или «списать»… Позже, в магазине, она при нас похвалила свою подружку: «Валька знаете какие костюмы придумывает! Закачаешься!» Гриша посмотрел на Бабу Ягу в витрине и возразил: «Сдирает».

— «Сдирает», — пробормотал Артур. — «Удирает»… Да, ты права. Разница та же, что и между «провожу» и «выпровожу».

— За несколько дней до этого Валя увидела в витрине куклу, сочиненную Левой Мазепой, и не долго думая скопировала костюм. Именно в нем Валя была на третьем этаже в коридоре. И именно в нем убила охранника.

Вечером в электричке, когда мы ехали к вам на дачу, она сокрушалась: «Какой из меня свидетель? Я ничего не заметила…» И при этом довольно точно описала предполагаемого убийцу, да только в двух случаях по-разному: сначала школьного директора в костюме Деда Мороза (шуба, валенки, посох), а затем, когда версия благополучно провалилась, она постаралась перевести внимание на Леру в наряде ведьмы («Что-то красное, но не яркое, а скорее поношенное, понимаете?»). Келли запомнились лишь необычные башмаки, передник и алая заплатка — тогда я впервые подумала: а вдруг на дискотеке было две разные Бабы Яги? С первой все было ясно, но вторая…

Она пришла на дискотеку без карнавального наряда, однако с довольно объемистым молодежным рюкзачком за спиной. Стеклянный шприц взяла у мамы в аптечке (тот хранился с незапамятных времен: Валя однажды переболела воспалением легких, мама делала ей инъекции). Трость потихоньку «позаимствовала» у Веры Алексеевны — та, обнаружив пропажу, в первую очередь подумала на внучку. Что еще? Переоделась под лестницей (невысокая девочка там запросто может спрятаться), поднялась, охранник заметил и пошел следом — что-то показалось ему подозрительным. Остальное тебе известно.

— А Гоц? — спросил Артур. — Почему он так легко открыл ей?

— Она следила за мной. Узнала, что директор прячется у меня в квартире. Потом увидела, как я кладу пистолет в тайник, взяла его оттуда, позвонила в дверь и сказала примерно следующее: «Меня прислала Майя Аркадьевна. Она сейчас у следователя, участвует в опознании, а вам велела передать, что прятаться больше не нужно, настоящий убийца арестован». Гоц обрадовался — он так ждал этого момента, что потерял бдительность. Открыл дверь, впустил Валю в квартиру — и получил пулю.

Майя помолчала. Снова пошел снег — белые влажные хлопья (к оттепели), похожие на клочки ваты, таявшие на влажной крыше Артуровой «тойоты». Она посмотрела на часы и вдруг заторопилась.

— Ты домой? — спросил Артур. — Я подвезу.

— Спасибо, я сама доберусь. Мне нужно заглянуть в прокуратуру напоследок.

Он удивился:

— Я думал, дело закрыто.

— Так и есть. — Она мягко улыбнулась ему. — Поговорим потом, ладно?

Она сделала движение, чтобы уйти, но он вдруг взял ее за руку — решительно, словно преодолев какой-то барьер.

— Подожди. Я хотел тебе сказать… — Он смутился и покраснел, как примерный школьник, забывший стихи о Ленине. — Словом, я подумал: ты одна. Я тоже один (если не считать Леру), и, по-моему, я тебе не безразличен.

— Артур, милый…

Он требовательно смотрел на нее — как Малдер на свою Скалли, или Майкл — на Никиту (не тяну я на Никиту: «Старовата, глаза потеряли блеск, да и ноги значительно короче» — вспомнилось где-то вычитанное). Надо было что-то сказать. Он напряженно ждал, не выпуская ее руку, — наверное, он имел на это право, столько всего было пережито вместе за последние дни, что он действительно имел право услышать «да»…

Я скажу «да», подумала она, и будь что будет. И сказала дурацкое:

— Я тебе позвоню. Попозже, хорошо?

Повернулась и неуверенно пошла прочь, к автобусной остановке за воротами подъездной аллеи. Потом ускорила шаг, потом побежала.

Она очень боялась опоздать к назначенному сроку, поэтому приехала раньше. И еще некоторое время (она не знала, сколько именно: минуты, часы или месяцы) стояла напротив массивных дверей под старомодным длинным козырьком и разглядывала страшноватые морды лепных горгулий на концах водосточных труб. Она уже почти отчаялась, когда дверь наконец отворилась и Роман неуверенно, точно боясь поскользнуться, вышел на крыльцо здания прокуратуры. Он был, как обычно, без шапки, в любимой кожаной куртке и слегка лохматый, напоминая от этого сильно подросшего и похудевшего щенка сенбернара. Небо было затянуто облаками, но он щурил глаза, словно от яркого света.