Алла Холод - Человек без дождя

– Здорово, – просиял Костя, – и данные на эту Михайлову есть?

– Есть, а почему же нет? – пожала плечами сотрудница. – Она никуда не скрывалась. Я вам все распечатаю.

Михайлова, Михайлова… Где-то он уже слышал эту фамилию, но не запомнил, не придал ей значения.

– Сергей Алексеевич, я все-таки еду к вам, – возвестил он в трубку.

– С Набибуллиной под ручку, я надеюсь? – поддел его руководитель следственно-оперативной бригады.

– Не под ручку, но под мышкой, – сообщил Костя и заспешил к машине.

У Поповкина уже заседали Костины коллеги Панин и Инютин.

– Почти все в сборе, – сказал Сергей Алексеевич и указал Косте на стул, – ну давай, хвастайся, что ты нам накопал.

– Я накопал нам девушку Набибуллину, дочь того самого соседа Сергея Якушева, – начал Костя, протягивая Поповкину собранные бумаги, – она проживала вместе с Андреем Уваровым и, когда тот скончался, забирала его тело из морга. Больше у него никого не было. Девушка эта нашлась под другой фамилией. После того как ее мать через суд расторгла брак с пропавшим отцом, она сменила фамилию на девичью фамилию матери. То есть она у нас теперь Наталья и даже не Мусатовна, а Михайловна Михайлова.

– Михайлова? – задумчиво спросил Сергей Алексеевич. – Минуточку…

Он раскрыл дело и стал листать.

– Так, где же у нас тут опрошенные на банкете? – бормотал он, аккуратно перелистывая страницы. – Ага, вот они.

Сергей Алексеевич углубился в чтение, потом поднял голову, снял очки и расплылся в широкой улыбке.

– Ну что, господа опера, – сказал он, поудобнее разваливаясь в своем полукресле, – никто не помнит, кто у нас такая девушка Михайлова?

– Сергей Алексеич, так это эта, как ее… – заулыбался Саша Панин, – а я как чувствовал, смотрю, они в коридоре обнимаются…

– Кто еще у нас с кем в коридоре обнимался? – с напускной строгостью произнес Сергей Алексеевич. – И в каком таком коридоре?

– Так в больничном! – воскликнул Панин. – Я не всех участников банкета показания слышал, только части, но эту девицу видел, на нее трудно не обратить внимание. А тут поехал в больницу спросить, как там Завьялов, попросить при первой возможности, чтобы нас пустили. А перед кабинетом заведующего реанимацией сынок его с девицей обжимался, и я вспомнил, что эта девица – бывшая любовница Завьялова, в доме у него жила, между прочим. Ну я на всякий случай кое-что прихватил, думал, может, пригодится…

Он вынул из портфеля полиэтиленовый пакет с голубыми больничными бахилами.

– Тут и его, и ее, я на всякий случай взял.

– Так Михайлова – это бывшая завьяловская женщина? – наконец дошло до Кости.

– Она самая, – согласно кивнул Сергей Алексеевич и опустил на стул руку, в которой были зажаты его очки. Что-то жалобно хрустнуло. Оперативники переглянулись – вот он, настал наконец момент гибели оправы, которого все так долго ждали. За спиной у Поповкина частенько подшучивали: в моменты волнения следователь так теребил свои очки, что им давно пора бы сгинуть. Но они как ни в чем не бывало продолжали служить своему хозяину. Сергей Алексеевич без всякого сожаления посмотрел на разломившуюся оправу, сгреб ее и выбросил в корзину для бумаг. После чего он полез в верхний ящик своего письменно стола и достал оттуда чехол, из которого извлек очки – точную копию прежних. Водрузив их на нос, он радостно спросил:

– Чего улыбаемся?

Оперативники улыбались оттого, что отныне тайна бессмертия следовательских очков была раскрыта.

В ту же минуту раздался звонок городского телефона, и Сергей Алексеевич снял трубку.

– Да, я вас слушаю, – сказал Сергей Алексеевич, но в следующую секунду лицо его вытянулось, а глаза округлились, – конечно, давно пора. Завтра в десять, позвоните мне снизу, вас пропустят.

Следователь снял очки, помассировал руками лоб.

– Не было ни гроша, а тут алтын, – сказал он, – звонила госпожа Воронцова, желает помочь следствию.

– Самое время, – буркнул Саша Панин.

Да, теперь времени на то, чтобы прогуляться по пушкинскому скверу и в благости поесть японских деликатесов, не будет. А захотелось аж до желудочного спазма. Сергея Алексеевича даже посетила предательская мысль заказать набор суши и роллов, но поесть в кабинете в свое удовольствие не получится. И невероятным усилием воли он решил отложить удовольствие на неопределенный срок.

Начало встречи со следователем получилось скомканным: Сергей Алексеевич как следует отругал Дину за легкомысленное поведение. Суть его нотации свелась к тому, что, когда идет расследование тяжкого преступления, детская игра в прятки не только неуместна, но и может вызвать серьезные последствия. Как, например, следователь мог отреагировать на то, что хозяйка квартиры, где совершено убийство, скрылась в неизвестном направлении? Мог, например, выдвинуть версию о том, что она сама и нанесла своей подруге смертельный удар и исчезла, испугавшись ответственности за содеянное? Еще как мог. Кроме того, Поповкин заявил, что подозрений в убийстве с Дины не снимает, но Дину ни его нотация, ни суровое предупреждение не испугали. Из-под старомодной, дышащей на ладан оправы на нее глядели внимательные, ироничные глаза. Несмотря на серьезность произносимых слов, напряжения в голосе следователя не было. Дине он показался очень добрым и умным человеком. Он говорил на таком хорошем русском языке, что даже протокольные формулировки не загрязняли его. Против своей воли Дина совершено неуместно ему улыбнулась.