Филлис Уитни - Голубой огонь

В ожидании, пока он заговорит, она осматривала комнату и африканские предметы, которые обновились со времени ее детства. На стене позади отца висела маска из темно-коричневого дерева: лицо с толстыми губами и плоскими ноздрями, делающими его почти карикатурным, хотя лицо выражало величие. Ушные мочки были растянуты пронзавшими их трубочками из слоновой кости, глаза терялись во впадинах. Однако в лице чувствовалась жизненная энергия, которая говорила об авторитете и уважении, которым должен был пользоваться такой человек у своих соплеменников. В углу комнаты стояло местное метательное копье с железным наконечником, у одной из стен — высокий цилиндрический барабан, который, казалось, ждал, когда пальцы начнут выбивать ритмы на туго натянутой коже.

Молчание затянулось слишком долго, и Сюзанна неловко пошевелилась, испытывая неудобство. В конце концов, это он пригласил ее сюда, она не напрашивалась. Ему, казалось, не было никакого дела до нее, как будто он ушел и оставил ее одну.

— Почему вы захотели, чтобы я приехала в Южную Африку? — спросила она смело. — Почему вы захотели увидеть меня, если столько лет не вспоминали обо мне?

Он, казалось, вернулся издалека и прикоснулся к бумаге, лежавшей на письменном столе перед ним.

— Твоя мать не говорила тебе, что написала мне? Она не говорила, о чем просила меня перед смертью?

Она была поражена. Ее мать написала Никласу Ван Пелту? И не сказала ей об этом? Она почувствовала шок от подобного предательства.

— Я не знала этого, — сказала она. — О чем она вам написала?

Рука со вздувшимися синими венами подтолкнула к ней письмо через письменный стол.

— Вот оно. Прочти его.

Она с трудом подняла листок почтовой бумаги. Вид почти детского почерка своей матери разбередил не зажившую рану. Письмо начиналось почти на безумных нотах, она почувствовала отчаяние, с которым оно писалось. Доктор считал, что лучше скрыть правду от Клары, и Сюзанна соглашалась с ним. Но теперь было видно, что мать все знала. Письмо начиналось словами, что жить ей осталось недолго, что она никогда раньше ничего не просила у Никласа для своего ребенка, но что она вынуждена попросить теперь. Когда ее не станет, Сюзанна будет совсем одна. В семье Клары все давно умерли. Не будет никого, кто дал бы девочке совет, защитил бы ее, позаботился о ней.

Сюзанна оторвалась от письма и посмотрела на отца. Чистая дымчатая поверхность очков была непроницаема. Он взял со стола сигару и отрезал кончики, затем зажег ее с легкостью человека, привыкшего все простые действия совершать на ощупь. Сюзанна наблюдала за ним, зачарованная, размышляя над словами, которые только что прочла. Забота ее матери была трогательной, но очень наивной.

— Не было необходимости посылать за мной из-за этого, — сказала она. — Я не такая беспомощная, как она описывает.

Он выпустил кольцо дыма и ничего не сказал. Она продолжала читать. Теперь ее мать касалась личных дел со своим мужем. Сюзанна сразу не поняла и перечитала во второй раз:

«Я знаю, ты никогда не верил, что я непричастна к исчезновению Кимберли. Ты думал, что я воровка. Как я могла вынести это, Никлас, когда я не знала, что случилось с камнем? Как я могла оставаться твоей женой, оставаться в Южной Африке, если ты думал, что я способна на такую ложь? Я говорила тебе правду, хотя ты никогда не верил мне».

Сюзанна оторвалась от письма.

— О чем она пишет?

— Ты прочла его до конца? — спросил ее отец.

Она снова вернулась к Клариному письму, склонившись над страницей:

«Одно время я почувствовала, что ребенок что-то знает об алмазе. Возможно, она была чему-то свидетелем или что-то слышала. Она была в очень смятенном состоянии перед нашим отъездом. Когда я пыталась расспросить ее, она только истерически рыдала. Единственным выходом было увезти ее из Южной Африки, где что-то омрачало ее существование.

Я старалась, чтобы она обо всем забыла. Я учила ее не оглядываться назад, как и мне пришлось забыть и не оглядываться. Это был единственный путь. Хотя мне все еще хотелось узнать, что именно спрятано в ее детских воспоминаниях, — что-то, в чем она не отдавала себе отчета. Может быть, тебе удастся добиться этого, если когда-нибудь увидишь ее».

В заключительной части письма не было ничего определенного. Оно завершалось холодно, официально, затем в постскриптуме переходило в мольбу за судьбу Сюзанны, что было похоже на Клару.

Сюзанна протянула письмо и положила на стол, насколько доставала ее рука.