Елена Логунова - Вкус заката

И вот теперь я должна буду порвать с мужчиной, приятным во всех отношениях, чтобы сохранить тайну своей второй молодости. Ведь Павел знает об этом так много, его не обмануть сказками о моментальном и чудесном эффекте косметических процедур. Одного взгляда на лицо, одного прикосновения к коже будет достаточно, чтобы догадаться обо всем. Хотя, вероятно, позже он и без этого поймет мою роль в истории.

Я заколебалась: предупреждать ли Павла о возможном визите к нему полиции? Такого рода «пророчество» выдаст меня с головой. Хорошенько подумав, я решила не вдаваться в объяснения, а ограничиться настоятельным советом избавиться от сим-карты, номер которой указан в объявлении. Это обрубит ниточку, ведущую к Павлу.

Время отправления этой смс-ки я рассчитала точно: в двенадцать часов, за час-полтора до того, как портье отеля в Антибе явится напомнить постояльцам о необходимости освободить номер в 14.00 – и обнаружит в коттедже мертвого старика.

В восемь утра со сложенным плащом на сгибе руки и собранным чемоданом в поводу я выступила из лифта к стойке ресепшена, чтобы умеренно драматично сыграть сцену безвременного прощания.

– Мой близкий друг прилетел на пару дней в Канны и пригласил меня пожить у него, – попросив вызвать такси, объяснила я портье.

Удивленный Симон самолично довел меня до машины. Подозреваю, он хотел убедиться, что я действительно уезжаю.

– В Канны! – громко повелела я водителю.

Но, едва такси вывернуло на Английскую набережную, распорядилась изменить маршрут, назвав адрес Софьи Палны. Водитель был явно разочарован столь значительным сокращением дистанции и, как следствие, оплаты за пробег, однако показал себя приличным человеком и не выдал недовольства ни единым словом. Полагаю, его впечатлили мои молодость и красота.

Еще через двадцать минут, по затейливой кривой проехав десяток кварталов до железнодорожной линии на окраине города, такси обогнуло длинную, совершенно «хрущовского» вида пятиэтажку с вульгарными граффити на стенах и остановилось у маленького, прямо-таки игрушечного домика. Никакой изгороди вокруг него не было, и дворика тоже не имелось даже в помине: всю площадь «съели» безликие многоэтажки, стиснувшие кукольный домик с двух сторон. На крылечке стояла небольшая деревянная кадка с невысоким апельсиновым деревом в оранжевых плодах, вдоль подоконника тянулся ящик с цветущими фиалками – Софья Пална по мере скромных возможностей боролась за озеленение.

Я посмотрела на апельсиновое деревце с умилением, и тут дверь открылась, выпуская на улицу осанистого старика с угольно-черными бровями и снежно-белыми усами. Я поспешно прикрыла автомобильную дверцу, которую едва успела распахнуть, и втянула голову в плечи.

Роскошный старец Серж Саваж, не обращая внимания ни на такси, ни на его пассажирку, величественно сошел с крыльца, обернулся к дому и помахал в воздухе тростью.

Щелястые французские ставни из узких горизонтальных дощечек распахнулись, причесав кудрявые фиалки под окном, и в проеме нарисовалось дивное виденье: Софья Пална в кружевном чепце и воздушном одеянии из батиста с ленточками и кружевами, которое никак невозможно было назвать банальным словосочетанием «ночная рубашка». Это была не прозаическая одежда для сна, а изящное, прелестное, невыразимо кокетливое неглиже для дамы почтенного возраста: с многослойными полупрозрачными воланами вокруг шеи, с вышивкой на груди, с буфами и рюшами на длинных рукавах. Отвечая на приветственный взмах трости мсье Сержа, Софья Пална взмахнула рукой, точно лебедушка крылом, и мелодично прочирикала игривую французскую любезность.

– Ах она, врушка! – без намека на осуждение, наоборот, с восхищением воскликнул мой внутренний голос. – И это у нее называется «безупречная старость»?!

– Именно так, – прислушиваясь больше к голосам снаружи, я расплылась в улыбке. – Так и есть! Лично мне этих двоих упрекнуть совершенно не в чем! Они молодцы! Высоко несут знамя аполлоновской культуры.

Французский не зря называют языком любви: комплименты, которыми Софья Пална щедро осыпала уходящего мсье Сержа «на дорожку», культурно перевести на русский язык не представлялось возможным. Не знаю, почему так? В нашем языке очень много выразительных и емких слов для детального описания интимных процессов, но среди них нет ни одного, которое называло бы самое большое – и главное! – из доступных людям наслаждений красиво и уважительно.