Татьяна Соломатина: Проект «Платон»

Елена, улыбнувшись, пожала руку.

— Елена Вересаева. Я так понимаю, вы предлагаете мне товарищество?

— В том числе. Но вы мне нравитесь, как женщина и как…

Он смутился и рассмеялся.

— Как-то глупо.

— Ага. Ничего и глупее придумать нельзя, чем пожимать руку понравившейся тебе женщине. Ты бы ещё удостоверение показал!

— У тебя тоже есть это дурацкое удостоверение?

— Есть. Но не такое уж оно и дурацкое. Я не знаю, что оно значит, но по нему можно пройти в любой самый засекреченный архив.

— Ты пробовала?

— Конечно! Я же учёный! Я первым делом пробую.

Ивану и в голову не пришло опробовать своё удостоверение. Всё-таки он не только моралист, но ещё и трус. Потому что человек, боящийся показаться смешным — никто иной, как трус.

— А на каких именно архивах ты проверяла своё удостоверение?

— Какая разница. В профессорский зал Ленинки пускают, например.

— Меня туда и так пускают.

— Ну, разумеется. Ты же доктор наук и до недавнего времени занимал профессорскую должность.

Елена ехидно ухмыльнулась, помолчала. Немного погрустнела, и сказала:

— Я всё-таки пытаюсь выяснить кто я. В смысле — откуда я. Кто мои биологические родители.

— Зачем тебе это? Мы с Антоном когда-то пытались. Когда были моложе. А потом поняли: если мы им не были нужны, то зачем они нам?!

— Это мужская, а точнее — мальчишеская гордыня. И более ничего. Меня не интересуют вопросы так любимой и почитаемой тобой, — не удержалась она от ещё одного укола, — этики и морали. Все эти «да как вы могли?», и всё такое прочее. Все эти глупости я ещё совсем девочкой пережила и похоронила. Меня интересует исключительно биология. Посмотри на меня. Посмотри на себя и на Антона. Нас не могла родить глупенькая юная двоечница.

— Может отличница?

— Тогда её пятёрки были фальшивыми. Потому что умные девочки не рожают слишком рано. А если рожают — то не оставляют своих детей. Отличница — это очень серьёзный синдром и он распространяется на всё. Отличница никогда не оставит своё дитя. Она справится на «отлично», так или иначе. Отцы проще бросают детей. Но и отцы у нас не могли быть антисоциальными элементами. Алкоголиками, или просто разгильдяями. Не рождаются от тех, кто бросает своих детей, такие, как мы. Генетика.

— Может, нас родили несчастные запутанные психопаты? С огромным потенциалом? Или мы, — Иван сделал «страшные» глаза и произнёс наигранно-зловещим громким шёпотом: — Продукт генетического эксперимента?!

— В это я скорее поверю, — грустно усмехнулась Елена.

— Да ну, ерунда! — Бросил Иван. — Мало ли прекрасных людей вышло из сирот.

— А много?

— То, что мы трое пересеклись — это случайность.

— Или хорошо смоделированная цепь событий, приведшая к такого рода закономерности, которую простые смертные склонны называть случайностью. Даже те самые простые смертные, которые верят, если не в Будду, так хотя бы в математика Чебышева? — подмигнула она Ивану.

— Что-то всё равно у меня как-то не получается правильно начать всё с начала. Ещё одна попытка?

— Валяй! — Согласилась Елена. — Но учти, я не простила тебя за то, что ты отказался любить убийцу. Тебе придётся очень постараться. Возможно, я очарую тебя ещё сильнее.

— Сильнее просто невозможно!

— О! Ты прогрессируешь, как ловелас. Но, поверь, возможно. Мы с тобой ни разу ещё не переспали. А это важная часть любви.

Иван слегка покраснел.

— Так вот, я очарую тебя ещё больше — и специально кого-нибудь убью. А там посмотрим!

— Не шути так.

— Господи, нельзя быть таким занудой! У тебя что? Какой-то специальный механизм встроен? Искусственная мутация? Миллионы людей смотрят комедийные детективы, где трупы в каждой серии — пачками! Читают так называемые иронические детективы, где автор, как правило милая женщина, щедро косит народ и в стожки скирдует — и ничего.

— Так это же всё несерьёзно. Это — воображение. Своего рода люфт для сброса агрессии.

— Не-а. Ты ошибаешься. Это как раз уже затёртость порога восприятия. — Елена вдруг замолчала. — Так ты полагаешь, что я действительно могу убить человека?

— Я видел, как ты оперировала Васильева.

Она вздохнула.

— Хорошо же ты стараешься, нечего сказать.

— Елена, я идиот! Третья попытка!

— Она же — последняя.

Иван вынул из вазочки, стоявшей на столике, слегка увядший цветочек, часть интерьера заведения, и протянул его Елене:

— Девушка, в тот самый момент, когда я увидел вас…

Зазвонил его телефон. Иван вздрогнул.