Михаил Палев - Копье Дракулы

К несчастью для Раймунда Тулузского, корабли графа чуть не пошли ко дну, а сам он, прибитый к берегу неподалеку от Тарса, вместе с сокровищами оказался пленником правителя Антиохи норманна Танкреда, который обвинил Раймунда во вторжении в свои владения. Известно, что между провансальцами и норманнами на протяжении всего Крестового похода постоянно возникали разногласия, раздоры, а то и вооруженные стычки, и Танкред, воспользовавшись ситуацией, просто ограбил бывшего «брата по оружию», заключил его в оковы и бросил в тюрьму. Благодаря упомянутой выше хронике Матфея Эдесского мы знаем, что эти события произошли в «550 год армянской эры», что соответствует 1101–1102 годам летоисчисления от Рождества Христова. Подтверждает эту датировку и немецкий хронист середины двенадцатого века Альберт Аахенский, который в своей «Иерусалимской истории» сообщает, что Раймунд Тулузский отправился морским путем в Сирию в первых числах марта 1102 года. Таким образом, мы знаем, что с конца 1101 года в Константинополе хранилось два священных копья: Святое копье из Иерусалима и антиохийское копье, подаренное графом Раймундом Тулузским византийскому императору. К сожалению, ни один из хронистов похода не дал сколько-нибудь подробного описания антиохийского копья, хотя многие из них, несомненно, видели его своими глазами. Мы знаем только, что это копье не было похоже на обычное оружие средневекового европейского воина. По словам того же Рауля Каэнского: «по форме и размеру копье было непохоже на обычное», и он предполагал, что это копье имело арабское происхождение. Зато мы точно знаем, как выглядело собственно Святое копье благодаря зоркому глазу упомянутого выше кастильского посла Руи де Клавихо и его обстоятельному описанию этой святыни. Разумеется, византийцы четко понимали разницу между этими копьями, и если одно было выставлено в реликварии Фаросского храма для поклонения, то другое совершенно не афишировалось и, скорее всего, постоянно пребывало в какой-нибудь государственной сокровищнице как предмет, имеющий определенную историческую и идеологическую ценность, как знамя самого успешного Крестового похода против мусульман.

Однако для потомственного крестоносца, латинского императора Балдуина Второго, эта разница не была столь существенной, возможно даже, антиохийское копье было более «подлинным» в его глазах. Но в любом случае объявить себя обладателем сразу двух «копий Лонгина» он, естественно, не мог. Поэтому он заложил венецианским банкирам, несмотря на крайнюю нужду в деньгах, только одно «железо святого копия». А вернее сказать, то, что он заложил, было даже меньшим, чем одно копье. Сам ли он решился на расчленение священного копья первых крестоносцев или это сделал кто-то до него, например, в пылу разграбления константинопольских святынь «воинами креста» в 1204 году, можно только гадать. Но факт остается фактом, и в итоге в парижском собрании святынь короля Людовика Девятого оказался только наконечник антиохийского копья, а его остальная часть через двести с лишним лет осела в Ватикане после бурных событий крушения Византийской империи под натиском турок-османов.

К несчастью, большинство святынь из собрания Людовика Девятого бесследно исчезли в 1793 году, уничтоженные революционерами-богоборцами, разгромившими Сен-Шапель до основания. Однако несколько важнейших реликвий, переданных для научных целей в Национальную библиотеку, сохранились до наших дней. Это в первую очередь Терновый Венец, большой фрагмент Святого Древа и один из Гвоздей Распятия, хранящиеся сегодня в сокровищнице собора Нотр-Дам де Пари, а также Камень от Гроба Господня, находящийся в Лувре. Увы, но тот предмет, что в грамоте Балдуина Второго именовался «железом святого копия, которым на кресте был пронзен бок Господа нашего Иисуса Христа», пропал безвозвратно на парижской мусорной свалке.

– Так что же случилось с подлинным копьем Лонгина? – спросил Бредников.

– До конца греческого правления в Константинополе эта реликвия там и оставалась, а затем исчезла в ходе захвата и разграбления города воинами османского султана Мехмета Второго Завоевателя.

– Тогда подлинным является то копье, которое турки передали папе Иннокентию, – убежденно заявил Тавров. – Ведь проданный Балдуином кусочек железа был отломан от наконечника именно этого копья!

– Это всего лишь говорит о том, что антиохийское и ватиканское копья есть один и тот же предмет, – возразил Стогов-Абашидзе. – А ведь еще у участников Крестового похода возникло сомнение в подлинности копья, поскольку наконечник был типичен для турецких копий, но отнюдь не для римского копья «гаста лонга». Вот, посмотрите!