Михаил Палев - Копье Дракулы

Стилрэт чуть не подавился пивом. Отставив бокал, он вытер губы тыльной стороной ладони и хрипло спросил:

– Сколько?

– Сто тысяч евро, – повторил я.

– С ума сойти! – пробормотал Стилрэт.

– Что? Много?

– Если это кинжалы с историей, которая хорошо известна покупателю и они нужны ему для пополнения коллекции, то тут уже вопрос заинтересованности, – пояснил Стилрэт. – Но в таком случае происхождение кинжалов должно быть максимально прозрачно или по меньшей мере не вызывать ни малейшего сомнения у покупателя. И еще нужно разрешение на вывоз. Глубоко сомневаюсь, что у Шерхана все это имелось. Откуда у него эти кинжалы? Не наследство же он получил?!

– Есть мнение, что он нашел их в заброшенном подземелье, – сказал я.

– Что?! – удивился Стилрэт и громко рассмеялся. – Ерунда! У кинжалов хорошая сохранность. Отсюда следует, что на земле они не валялись, иначе бы клинки превратились в насквозь ржавые железные огрызки. То есть они были хорошо упакованы, со знанием дела. Но кто будет прятать кинжалы, которые хоть и хороши для коллекции, но выдающейся ценности не представляют? И цена очень сильно завышена! А самое главное: Шерхан, найдя что-то подобное, неизбежно похвастался бы перед друзьями. Уж я бы, во всяком случае, непременно был в курсе. Нет, здесь что-то не так!

Стилрэт был абсолютно прав, но показывать фотографию наконечника копья я не собирался.

– Скажу честно: Шерхан в таких вещах не разбирался. Однажды он нашел в подвале снесенного особняка донельзя ржавую поделку в стиле «Виолле-ле-Дюк» и принял ее за редкую вещь. Носился с ней как с писаной торбой и не верил, что цена этой штуке не выше, чем цена современной ей кочерги.

– Извини, в каком стиле? – не понял я.

– Виолле-ле-Дюк, – четко повторил Стилрэт и, увидев, что мне это ничего не говорит, терпеливо принялся объяснять: – С середины девятнадцатого века в европейском искусстве под влиянием эклектики возникло отдельное направление, просуществовавшее до конца века и названное впоследствии стилем «Виолле-ле-Дюк» – по имени великого французского архитектора и историка середины девятнадцатого века Эжена Виолле-ле-Дюка, основателя неоготики и практики реставрации на грани с «новоделом». Но дело не столько в нем, сколько в подходе к старине. Дело в том, что к девятнадцатому веку оружие рыцарства в своем большинстве сохранилось очень плохо и выглядело довольно непрезентабельно. А мода на старину захватила всех: от скупивших старинные замки и поместья нуворишей до сохранивших богатство аристократов. Да и обычные дворяне стремились, подражая аристократии, подчеркнуть древность – реальную или вымышленную – своего рода. Поэтому старое оружие и доспехи стали пользоваться большим спросом. Их выставляли и в старинных замках, и в городских домах, и, поскольку они неизбежно становились частью домашней обстановки, особое внимание обращалось на их презентабельность. Как следствие, хорошо сохранившееся и богато украшенное оружие стало определенной редкостью, причем дорогостоящей; вот почему европейские мастера-оружейники второй половины девятнадцатого века, ориентируясь на вкусы знати, стали изготавливать оружие «под старину», которое имело гораздо лучший внешний вид и стоило намного дешевле по сравнению с реальным оружием прошедших эпох. Предметы декоративно-прикладного искусства, в том числе образцы оружия и воинского снаряжения, выполненные в данном стиле, являлись копиями, репликами или подражаниями образцам прошедших эпох и стилей, отличаясь прежде всего богатым декорированием с использованием различных техник: чеканки, гравировки, инкрустации. Соответственно образцы оружия и воинского снаряжения, выполненные в стиле «Виолле-ле-Дюк», являлись обычным «новоделом» – как и выполненные Виолле-ле-Дюком реставрации старинных зданий, – то есть были, по сути, сугубо интерьерными, предназначенными для украшений как особняков знати, где оборудовались целые оружейные залы и галереи, так и более скромных домов старых и новых дворян.

– Теперь понятно, – кивнул я. – То есть Серега наивно счел ржавый «новодел» девятнадцатого века реальным средневековым оружием. Так? – спросил я.

– Вот именно! – подтвердил Стилрэт. – Но когда его попытки продать эту штуку выше цены лома потерпели неудачу, он быстро притух. А тут… сто тысяч евро! Может, он нашел что-то более ценное, но вы об этом не знаете?

Я занервничал: похоже, Стилрэт не так прост и вплотную подошел к теме, которой я не хотел касаться. Поэтому вместо ответа я поторопился задать очередной вопрос: