Анатолий Безуглов - Конец Хитрова рынка

— Что?

— Лизу Тимофееву, говорю, помнишь?

— Какую Лизу?

— Ну ту, которую у тебя Тарунтаев из седьмого класса отбил. Ее в гимназии сиреной называли, отец ее в судебном ведомстве служил. Они на Земляном валу жили.

У начальника секретной части Московского уголовного розыска сузились глаза, а на скулах заиграли желваки. Таким он обычно был в гимназии перед дракой, а в МУРе, когда отчитывал проштрафившегося сотрудника. Но я не желал ничего замечать и как ни в чем не бывало продолжал:

— Я ее месяц назад в центре встретил. Все забывал тебе рассказать. Располнела, похорошела. Ребенок у нее, муж. Такая же болтушка. О тебе расспрашивала, просила позвонить…

Виктор вздохнул. Он уже не злился. Он просто устал от меня.

— Ты когда-нибудь станешь солидным человеком?

— Нет, — сказал я. — Скучно быть солидным.

— Ох, Сашка, Сашка! Бить тебя некому.

— Займись.

— Поздно уже, — с сожалением сказал Виктор и расправил свои внушительные плечи. — А относительно Левита учти: пустое занятие. И еще учти: за разработку Злотникова мы с тебя спросим. Строго спросим. Ясно?

— Так точно, товарищ Сухоруков. Прикажете надеть штаны?

— Оставляю это на ваше усмотрение, товарищ Белецкий. Вам лучше знать нравы постояльцев «Марселя».

Расстались мы дружески, но взаимно недовольные друг другом. Я ему представлялся фантазером и болтуном, а он мне — формалистом. Видимо, каждый из нас частично был прав…

Когда мы возвращались из «Загородного» (Левит остался в ресторане), Злотников говорил мне, что Борис Арнольдович увлекается нумизматикой и у него большая коллекция старинных монет. Я тогда сказал, что, наверно, смог бы раздобыть для него «константиновский рубль». Коллекционеры знают, какая это редкость. Константин был прямым наследником Александра I. Еще при жизни царя министр финансов тайно распорядился отчеканить на Петроградском монетном дворе пробные монеты с изображением Константина по «штампе» медальера Рейхеля. Всего было изготовлено шесть или восемь рублей. Константин императором так и не стал. И рубли с его изображением были недосягаемой мечтой каждого нумизмата. Я рассчитывал, что Злотников передаст мое предложение Левиту и я стану у того самым желанным гостем. Но шли дни, а Левит с приглашением не торопился…

Может быть, Злотников просто забыл о нашем разговоре?

Как бы то ни было, но установить контакт с Левитом мне не удалось. И самое главное — я не был до конца уверен, что этот контакт мне нужен… Сухоруков был из числа тех людей, которые всегда оказываются правыми. А что, если он прав и на этот раз? Какие у меня, в конце концов, основания предполагать, что разработка Левита не пустая трата времени?

В нарушение существующих правил, я пошел в уголовный розыск. К счастью для меня, Виктора с утра не было. В секретной части я переговорил с составителем досье на Левита, а затем занялся изучением материалов по убийству в полосе отчуждения железной дороги. Мне казалось, что это дело я знаю почти наизусть. И все же я обнаружил в нем документ, который навел меня на некоторые размышления. Этот документ я знал и раньше, но как-то не придавал ему особого значения, считая его несущественным, мало что дающим следствию. Теперь же я прочел его совсем по-новому. И мысль, на которую он меня натолкнул, показалась мне настолько дикой и несуразной, что я не решился ее высказать даже Илюше.

Мой кабинет был занят одним из сотрудников активной части, и я штудировал дело в кабинете Фреймана. Илюша, чтобы не мешать мне, приютился у Савельева. Он всегда отличался деликатностью. К концу рабочего дня он позвонил мне.

— Принимаешь визитеров?

— Только рыжих.

Через минуту он уже был в кабинете. Закрыв на ключ дверь («От соблазна»), он по своей старой привычке оседлал стул и спросил:

— Нашел что-нибудь интересное?

— Да нет, пожалуй, ничего…

— Так…

Илья слез со стула, прошелся по комнате. У него было какое-то странное лицо.

— Значит, ничего интересного? — повторил он и, помявшись, сказал: — А на предсмертную записку Лохтиной не обратил внимания?

Я уставился на Фреймана. Под моим взглядом он покраснел. Вначале щеки его покрылись легким румянцем, потом стали пунцовыми.

— Можешь назвать меня идиотом, но…

— Мы, кажется, оба идиоты, — сказал я.

Илюша был поражен.

— Значит, ты тоже считаешь?… — пробормотал он.

— Тоже. Недаром же мы с тобой в фантазерах ходим…

— Ну и дела, гладиолус, — сказал он, потирая переносицу. — Ну и дела… Удивил ты меня. А я никак не решался сказать тебе об этом: думал, в психиатрическую звонить начнешь.