Ирина Глебова - Санный след

В темноте парень видел как кошка. Сначала — длинный коридор и еще один вход, тоже открытый. Небольшая лестница наверх и — стеклянные двойные двери в салон. Но Тихон не успел туда зайти: откуда-то сбоку просачивался свет — тонкой полосой по полу. Воришка испуганно прижался к большой кадке с пальмой, ждал. Но стояла тишина. Нет, решил он, нельзя делать дело, не узнав, что это за свет. Мало ли… Вдруг кто есть из людей? Сторож, например.

Честно говоря, увидев этот лучик света, Тихон сразу пожалел о своем неожиданном предприятии. Плохое предчувствие давило грудь. Но все же он пошел на свет неслышным, крадущимся шагом. Ведь даже удирать, не зная, что там, и то теперь боязно…

Дальше Тишка Сапелкин рассказывал настолько бессвязно, что городовой понял лишь главное. В комнате, где горел свет, парень увидел мертвую женщину. И не просто мертвую! «Раздетая и порванная, словно зверь когтями драл, ей-богу! А кровищи кругом, кровищи!..»

Матвеев попросил часовщика Шагальева никуда Сапелкина не отпускать. Сам проверил запоры на окнах и двери. Вдруг воришка все наврал, чтобы отвлечь внимание от истинного своего проступка и, улучив минутку, драпануть! А если правда — тем более отпускать нельзя: скроется, ищи его потом, свищи! А так — первым свидетелем пойдет. Впрочем, Матвеев был почти уверен, что Тишка говорит истину: выдумать такое не просто — изощренный ум надобен.

На улице Матвеев посвистел в свисток. На характерную резкую трель прибежали городовой с соседней улицы да дворник из ближайшего особняка. Втроем они и отправились к магазину «Бонвиван».

Этот магазин-салон был главным украшением улицы. Владелица — мадам Жаклин Солье — все сделала по высшему разряду. Заведение было оснащено электричеством и в вечерние часы сияло красивой вывеской. Патрулируя, Матвеев уже проходил сегодня мимо него, любовался. Он знал, что и в середине тоже шикарно: зеркала, манекены, ковровые покрытия и богато задрапированные стены, кабинки для примерки и подгонки одежды по фигуре. Одно слово — самый модный магазин дамской одежды в городе!

Со стороны улицы все было, как обычно: светилась вывеска, но за окнами царила темнота — магазин уже закрыт. А вот задняя подсобная дверь в темноте переулка и вправду тихонько хлопала на ветру. Переглянувшись со своими спутниками, Матвеев кивнул решительно:

— Пошли!

И первым двинулся путем Тишки Сапелкина. Через пять минут он отправил второго городового — бегом! — к начальству. А еще через полчаса встречал пролетку, в которой прибыли сам частный пристав, околоточный и врач.

— Сюда извольте! — повел всех в переулок, к задней двери. — Жуткое, доложу вам, зрелище. Отродясь такого не видал…

Комната, где лежала мертвая женщина, представляла собой что-то среднее между будуаром и выставочным залом. В ней не было окон, но она хорошо освещалась изящными светильниками, была небольшой, однако вместительной. Красивая бархатная, с переливчатым оттенком софа располагалась в глубине. Вокруг несколько таких же бархатных пуфиков, низкий круглый столик на гнутых ножках. А вдоль стен — стеллажи с платьями: самые лучшие и красивые образцы. Наверное, мадам Жаклин любила отдыхать здесь, любуясь прекрасными французскими нарядами, приобрести которые могли лишь самые богатые дамы города. Теперь владелица всего этого великолепия лежала на груде сорванных и брошенных на пол платьев, в одном нижнем белье, пропитавшемся кровью настолько, что, высохнув, оно стало как жесть. Немолодая, но очень моложавая, изящная, кокетливая и веселая, как птичка, мадам Жаклин была теперь изрезана и искромсана так, что, казалось, нет на ней живого места. Нетронутым осталось лишь лицо женщины, но его неузнаваемо исказили нечеловеческий ужас и страдания.

Когда врач, осматривавший убитую с помощью двух городовых, наконец, распрямился, он был бледен.

— Да-с, — протянул глухим голосом, снимая и бросая в пакет липкие окровавленные перчатки, — двадцать семь ран, а может и больше. Похоже, тесаком. Бедная женщина!

Потом, подойдя ближе к частному приставу, добавил, снизив голос:

— Но это еще не все. Было совершено насилие. Жестокое насилие.

Городовой Матвеев слышал это. Он с испугом и жалостью бросил последний взгляд на мадам Жаклин, которую уже заворачивали в одеяла, чтобы нести вниз, к карете, прибывшей из городского морга. И подумал о том, что такого жестокого преступления у них в городе он и не припоминает. Хорошо бы поскорее изловить убийцу — дикого зверя в человеческом облике!