Дмитрий Бычков - Лохо Эректус

Cohiba 30 Aniversario.

Как только подушечки пальцев достигли поверхности хьюмидора, Венедикт вновь почувствовал себя сильным и уверенным. Безусловно, в который раз отметил он про себя, шкатулка с самого первого дня имеет над ним незримую, но ощутимую оккультную власть. Как талисман. Как символ удачи.

Сейчас, как и всегда, когда Венедикт открывал крышечку, он снова почувствовал сводящий с ума запах и завистливые взгляды сидящих. И уверенность еще больше окрепла. Но дело было не в пафосе. Не в том, что несколько лет назад на аукционе Christie's точно такая коробка была продана более чем за пятнадцать тысяч фунтов стерлингов. Главное было в другом.

Каждый раз, когда Венедикт в тяжёлую для себя годину обращал свой взгляд к хьюмидору, он понимал, что будет непобедим. До тех самых пор, пока не кончится содержимое этой коробки. Когда же этот тягостный миг настанет, ему необходимо будет просто покинуть страну и навсегда уехать туда, где с радостью и редким для их круга радушием его уже давно ждут влиятельные и обладающие собственными армиями надёжные колумбийские друзья. Так сказал ему однажды во сне покойный отец. А пока. Пока ему бояться нечего. Но об этом знал лишь он один, и это была его тайна.

Тонкие пальцы, погладив толстые пахучие сигары, успокоились. Сигар ещё много. Значит, все козыри — у него. Венедикт закурил. Терпкий аромат будущей победы начал медленно заполнять просторное помещение кабинета.

— Ладно, будем считать, что проехали. Теперь — по существу. Семён, давай ты. Я слушаю.

— Шеф, — поднялся коренастый мужик в сером костюме, внешностью напоминавший мастера спорта по вольной борьбе, — всё шло, как и было намечено, по нашей программе. Сначала, как вы велели, мы с пацанами ни во что не встревали. Сидели по тачкам и ждали, когда Мо передаст китайцам багаж. Но как только этот хрен вышел к ним навстречу, сразу начало происходить что-то странное. Сначала они о чём-то минут пять по-своему тёрли, потом начали друг на друга орать, а потом этот козёл, так и не отдав пиздоглазым кейс, выхватил у одного из них пукалку и принялся шмалять. Ну, мы, естественно, тут ждать не стали, выскочили из тачек и открыли огонь. А когда стрельба утихла, мы глядь, а сучёнка-то и след простыл. Видим, к лесу, гад, шпарит. Ну, пришлось догонять.

— Ну, это понятно, Семён… Как, впрочем, и то, что ты снова попал на сто баксов. Ты про собачника расскажи.

Венедикт, хоть и не числился графским сынком, давно уже считал себя человеком воспитанным и образованным и не любил, когда при нём даже в кругу своих поносили кого-то по матери. К тому же он совершено справедливо полагал, что репутация фирмы складывается не только стараниями единственно лишь её руководителя, но и всего, так сказать, коллектива. А посему всего за год с небольшим с помощью штрафов и разного рода взысканий практически полностью искоренил такое живучее в среде наших соотечественников явление, как сквернословие. Хотя, конечно, иногда, как, например, сегодня старые привычки брали у некоторых на мгновение верх.

— Спасибо, шеф, что поправили. Виноват, извините. Больше не повторится. Ну, короче, пришлось нам палить, иначе б совсем потеряли. Засадили в него пули три, думали, ещё метров пять пробежит и рухнет. Да куда там! Ещё быстрее, гад, вжарил. В общем, потеряли его. Ну, тогда разбрелись цепью, идём и вдруг слышим, впереди какая-то возня. Ну, мы, естественно, со всех ног. Видим, Мо лежит на тропинке, а рядом с ним собачник какой-то крутится. Стали в пацана целить, да не успели. Ускользнул, гадёныш. С кейсом.

— Внешность-то хоть запомнили? — язвительно переспросил Венедикт.

— Да нет, далеко ещё было.

— А что за собачка?

— Да вроде стафф или пит. Но масть палевая, точно.

— Понятно. А наши-то как? Целы все?

— Да вроде так. Кольку Рыжего только в живот зацепило. Но доктор говорит, через неделю уже оклемается.

— Ладно, садись! Михалыч, — Венедикт перевёл посерьёзневший взгляд на сидящего прямо напротив подполковника в штатском. — Ты своих ментов к нашей теме подключишь?

— Так точно, Венедикт Тимофеевич, будем работать, как кони. Мы, если надо, и официально его в розыск зарядим. И с прокуратурой проблем никаких.

— Погоди, погоди, не торопись. Не надо никакого розыска, Михалыч, и прокуратур тоже. Не надо. Понимаешь, дело это сугубо моё личное, можно даже сказать, приватное. Поэтому по-крупному тревожить органы почём зря причин я пока не имею. Мы тут своими силами, думаю, справимся. А вот в информационном плане помощь от тебя понадобится и, наверное, уже скоро. Да и как ты его, Михалыч, в розыск-то заявлять собираешься, если даже не знаешь, кто он такой и как выглядит?