Екатерина Лесина: Ошейник Жеводанского зверя

– Ах, Пьер, как же я рад тебя видеть! Совсем выздоровел, стал как прежде... я рад, действительно рад. – Де Моранжа подмигнул мне и, приобняв, повел, но не к дому, а к неприметному строению, приткнувшемуся у стены. – Ты можешь мне не верит ь, но я и вправду рад. Не люблю ненужных смертей.

Он смотрел мне в глаза и говорил как с равным.

Как со знающим.

Братья по вере, братья по истине, только я не собирался эту истину сохранять.

– Где он?

– Кто? Твой отец? Или Зверь? Оба в покоях маркиза. Там столько людей, а мы с тобой должны переговорить приватным образом...

– О чем? О том, что вы совершили? О том, что вы, притворяясь благодетелем и спасителем, изуродовали моего брата? Что вырастили Зверя? Убивали? И теперь вы собираетесь уговорить меня молчать? Не выйдет! Я расскажу все! Люди должны знать, потому что... это мерзко! Это отвратительно! Это невозможно!

– Вот именно, невозможно, – спокойно оборвал мою тираду де Моранжа. – Именно поэтому тебе, Пьер, не поверят. Не поверят в том, что касается меня или твоего отца. Антуан... да, ходят слухи, и люди обрадуются, получив от тебя подтверждение. Люди начнут судачить, что твой брат был безумцем, что он виноват в этих смертях. Его имя свяжут с твоим, проклянут все семейство, кроме, пожалуй, моего друга Жана, поскольку именно он, герой, избавил Лангедок от напасти.

Это было несправедливо, и это было правдой. Каждое слово, произнесенное графом, отзывалось в моей душе болью, ибо понимал я: все случится так, как он говорит.

– Готов ли ты, Пьер Шастель, опорочить память брата? Он ведь мертв, я не ошибся? Да, разумный выход.

Нет! Я не должен слушать его, не должен поддаваться.

– Но ты-то жив. Ты готов принять проклятье, которое падет не только на тебя, но и на весь твой род? Ты ведь еще не стар, ты еще можешь жениться, завести детей, а после внуков... хочешь оставить им подобное наследство?

Змей-искуситель, спустившийся к ногам Евы, не был столь убедителен. И дрогнула рука моя, а граф де Моранжа продолжил речь:

– Ты опоздал, Пьер. Теперь, что бы ты ни сделал, куда бы ни направился со своей правдой, ничего не изменится. Пойдешь к королю? Но король верит де Ботерну, а тот еще два года назад победил Жеводанского оборотня. Обратишься в газеты? Они с радостью разнесут рассказ безумца по стране, а после столь же радостно высмеют доводы, ибо я, Пьер, приложу все силы, чтобы опровергнуть сказанное. И ты окажешься либо в каком-нибудь приюте для скорбных разумом, либо в тюрьме среди клеветников... [7]

– Вы... вы сам дьявол!

– Нет, Пьер, я не дьявол. Я тот, кто показал дьявола, ибо он, и никто иной, знает, как пробудить в людях свет истинной веры. Только когда запах серы пошел над Лангедоком, только когда образ Зверя встал предвестником грядущей бури, только тогда очистились многие души и отринули ересь...

Плоды познания, как много лет назад, отравили суть мою, вышвырнув из рая неведения. Я стоял за воротами, видел пути и метался между ними, выбирая тот, который бы вернул меня в Эдем, и зная наперед, что возвращение невозможно.

Я, Пьер-Каин, кровью Авеля искупил грехи его и теперь, уже мертвого и невиновного, предавал, собираясь таить правду.

Я, человек, искал оправдания собственной слабости и находил его в Высшем суде. Ибо сказано: не судите и не судимы будете.

И ныне, спустя многие годы, я, в тщетной попытке найти свидетельства высшей воли и воздаяния, считаю чужие несчастья.

Жан-Франсуа-Шарль де Ла-Молетт, граф де Моранжа умер в 1801 году, до того перетерпев многие неудачи, разорившись, побывав в тюрьме и в мужьях у многомужицы [8] . Его старший сын покинул Францию, его младший сын слишком слаб, чтобы управиться с бедовым отцовским наследством. Мне хочется думать, что сам этот род когда-нибудь исчезнет с лица земли [9].

Мой отец, Жан Шастель, восславленный людьми Жеводана как спаситель, получивши из их рук награду – семьдесят пять ливров – умер в 1789 году. И до самой его смерти мы не разговаривали, не в силах п ростить друг другу сотворенного с Антуаном.

Орден иезуитов исчез с лица земли [10] , и смею надеяться, на веки вечные [11].

Да будет им судьей Господь!

– А мимо дома шел охотник, который услышал страшные-престрашные звуки...

Глазки Антонины поблескивали из-под одеяла.

– И заглянул он в домик, и увидел волка.

– Испугался?

– Это был храбрый охотник. Он застрелил волка и вспорол ему живот, а из живота выпрыгнула Красная Шапочка, цела-целехонька... – Ирочка закрыла книжку. – И стали они с охотником жить-поживать и добра наживать. Спи давай.