Р Зиммерман - В смертельном трансе. Роман

— Мне очень жалко Лиз, но я рад, что ты здесь. — Это была правда, что там ни говори. — Я помню, что читал — кто-то утонул в реке; это было в центре города?

Тони кивнула.

— Но я не знал, что это Лиз. Я бы позвонил тебе, или пришел на похороны, или…

Тони набычилась и яростно замотала головой

— Все было не так! Они думают, Алекс, что это самоубийство, — полиция, ее друзья, даже ее психотерапевт. Но это не так, Алекс. Я знаю Лиз. Я знаю, у нее были неприятности, но она не прыгала ни к какого моста.

Чего она ждала от меня? Что я мог сказать?

Я пробормотал:

— Да-а?

Доктор Тони Доминго стала тылом ладони вытирать со щек слезы, потом принялась за нос. Без особого успеха и вопреки требованиям гигиены.

— Подожди, я принесу клинекс, — сказал я и бросился по коридору и через спальню, набитую велосипедами, в ванную. Отмотал длинный кусок туалетной бумаги. Тони здесь, у меня. Невероятно! И чего я предложил ей клинекс, думал я на бегу, ведь я всегда пользуюсь старой доброй туалетной бумагой.

Тони не обратила на это внимания. Взяла бумажную ленту, вытерла лицо. Высморкалась. Она думала о вещах, несомненно и несравнимо более важных, чем правила хорошего тона.

— Я уверена, что Лиз не покончила с собой, вот почему. — Она потрясла перед моими глазами конвертом.

Это был маленьким конверт, разорванный сверху, немного запачканным и сложенный вдвое. Письмо. Сколько раз его читали и перечитывали?

— От Лиз? — спросил я.

Тони вздохнула — так вздыхают во сне.

— Я получила его на другой день после — после — предполагаемого самоубийства.

— О Господи…

— Мы еще не знали, что она умерла, ее нашли на следующий день. Так… вот… она звала меня приехать и сделать несколько снимков и…

— Ты все еще этим занимаешься? — спросил я, вспомнив, что Тони всегда ходила с чем-то на шее — либо со стетоскопом, либо с камерой.

— Когда удается. Чтобы отдохнуть от медицины… Так вот… Лиз хотела, чтобы я приехала. Она всю жизнь писала стихи и вдруг решила стать свободной журналисткой. Она собиралась написать потрясающую статью, а я чтобы сделала фотографии. Это будет сенсация, написала она, и… и…

Я отвернулся, мне не хотелось больше слышать об этом.

— Продолжай, Алекс. Не уходи от этого, дай себе дослушать разговор с Тони. Что ты уже узнал важное?

— Дата на письме есть? — спросил я.

Кивок, вздох.

— День накануне смерти, — сказала Тони, вынув письмо и пробежав глазами несколько строчек. — Похоже, написано тем вечером. Не знаю. — И повторила: — Не знаю…

Я тоже не знал. Мы сидели в тягостном молчании. Тони еще раз высморкалась, довольно громко. Я знал, что будет дальше. Ощутил это ясно. Вот зачем Тони пришла. Теперь я понял — я ошибался. Вся проклятая история была ошибкой. Но это ничего не меняет. Тони все равно об этом попросит, и я все равно поступлю так, как поступлю.

— Алекс, можно тебя кое о чем попросить?

Я не шевельнулся.

— Пойди со мной к Лиз, а? Как… как подумаю, что я там опять одна, я… Мне очень стыдно — явилась столько лет спустя и пристаю.

— Чепуха.

Я могу отменить сегодняшний ужин. Дама, которую я пригласил в тайский ресторан, не простит мне этого. Не имеет значения. Ужин отменяется, решено.

— Позволь мне позвонить, это быстро, — сказал я, вставая.

Это я, по крайней мере, обязан сделать: назначено-то было первое свидание. Вот уж точно — цветок увянет, не успев распуститься. Что я скажу? Моя былая подружка вломилась в мою жизнь и всем вам до нее далеко? Смогу я быть настолько честен?

Я остановился — рука еще на спинке дивана — и задал неизбежный вопрос:

— Еще одно: если Лиз не покончила с собой, что тогда было? Несчастный случай?

Тони затрясла своей шевелюрой.

— Нет. Никто со мной не согласен, но я думаю — это убийство. На деле, Алекс, я в этом уверена.

Я опять уставился в пол. Этой зимой — в холода, когда преступность в Миннеаполисе обычно самая низкая, — были зверски убиты четверо или пятеро молодых женщин, их искромсанные трупы нашли под снегом в лесах и полях. Все читали об этом, было много разговоров. Не могла ли быть сестра Тони очередной жертвой?

— Ты пойдешь со мной к Лиз, а?

У меня замерло сердце. Все мои внутренние сигналы опасности заработали — вопили посильнее, чем звонок домофона. Я как будто знал, что должно произойти, знал, что идти туда — именно сейчас — не только глупо, но и опасно, что это шаг по дороге, ведущей к гибели. Но разве я не ждал все годы именно этой возможности — доказать Тони свою любовь, и преданность?