Андрей Хазарин - Товар для Слона

Допустим, выплыл он на своем умеренно диссидентском прошлом, но не стал в тысячный раз клеймить забывших о народе коррумпированных партократов, а занялся делом. И оказалось, что хватает у него не только твердых убеждений и честности, но и смелости - не боялся Коваль ради дела подставить собственную шею под удар.

Никому не сосчитать, скольких лет жизни стоила ему одна только история с налогами. Чураев - город-донор. Большой научный и промышленный центр, а заводы и институты, в отличие от бизнесменов, не научились увертываться от уплаты налогов, и львиная доля собранных средств уплывала в столицу, на поддержание областей более хилых, зато политически горластых. И вот свежевыбранный мэр улетает в столицу и, неизвестно уж какими путями, добивается уменьшения этой самой львиной доли. Так у него появилась возможность что-то сделать за счет городского финансирования.

Чуть не каждый выступающий вспоминает третью линию метро и самодельные троллейбусы. Может, не так и много значат эти троллейбусы сами по себе, но открыто показывают: шевелите мозгами, придумайте что-то действительно нужное для людей - и поможем, и поддержим...

И вдруг Колесников больно стиснул мне руку.

Председательствующий объявил, что от имени кавказских беженцев, которых приютил город Чураев, выступит глава землячества Алан Александрович Арсланов.

К микрофону подошел высокий, красивый, наверное, сильный мужчина, немного похожий на Абдуллу из "Белого солнца пустыни". Говорил он со слезами в голосе, по-кавказски цветисто, но почти без акцента. Он прощался с погибшим мэром, благодарил его лично и всех горожан за сердечное тепло, за предоставленный кров, за сочувствие и помощь. Нигде больше, ни в каком другом городе так много не делалось для поддержки обездоленных людей. Стольковнимания уделялось - и квартиры, и материальная поддержка, и рабочие места, и школы для детей...

В голосе Арсланова звучали ноты искреннего горя - а я не могла ничего с собой поделать, я не верила, что человек, испытывающий искреннее горе, может говорить так красиво и витиевато...

И, заглушая отрепетированные фразы Арсланова, звучала в ушах дурацкая фраза Сережки Шварца: "Убийца всегда является на похороны жертвы".

* * *

Борис Олегович Дубов смотрел на экран - и презрительно кривился. Дешево, дешево, господин Арсланов! И модное черное пальто до пят, и черные пальто охраны - все дешевка... Пой, ласточка, пой!.. Недолго осталось. Это тебе не кавказское застолье, тут витийство твое недорого стоит. Зарвался, наглец, рано себя князем почувствовал... Ишь, разговорился, "беженец"! Жулик ты мелкий, шпана, а туда же - "крестным отцом" себя вообразил! Ладно, почирикай, пока не понял, в каком дерьме по уши сидишь...

Сам Дубов на гражданской панихиде не появился. Подождал, пока тронется от мэрии траурный кортеж, плеснул себе в рюмку джина "бифитер", молча помянул покойного. Велел подать "жигули", сел рядом с Антоном, негромко сказал:

- На второе городское, и езжай по Кобзаря - по Грушевской сегодня не пробиться.

Незаметно для всех, в самом хвосте процессии, появился на кладбище, прошел, затерявшись в траурной череде, в последний раз посмотрел в лицо Коваля, попрощался без слов и, не дожидаясь, пока снова взвоют трубы и грохнут холостые залпы салюта, поехал на Вересаевскую, помогать с поминками.

Анатолий был уже на месте, сумки с провизией и спиртным поднял в квартиру, сейчас под руководством прилетевшей из Новосибирска Евгении Степановны, свояченицы покойного, двигал столы - готовили поминки для самых близких.

Дубов вытер ноги, повесил плащ, прошел в квартиру. Поздоровался со свояченицей. Та уже видела его в доме позавчера, признала за своего.

- Как Жанна Степановна, как Наташа?

- Держатся - все-таки пятые сутки уже. А на панихиду с ней пошел мой муж, и доктор там...

Дубов покивал, огляделся по сторонам, принялся нарезать хлеб. Тут же возник рядом Анатолий.

- Да что ж это вы, Борис Олегович, давайте я.

- Открывай консервные банки - и посматривай по сторонам, сегодня кто угодно в дом войти может...

* * *

В седьмом часу Дубов решил, что пора уходить. Вдова и дочь покойного Коваля действительно держались неплохо, гости вели себя чинно...

Дубов вспомнил девятины Ланского и досадливо покрутил головой - там затесался среди гостей мужичок, сосед, что ли, уже в изрядном подпитии, который все порывался взять на себя обязанности тамады, но, похоже, не помнил, что происходит - то ли свадьба, то ли именины. Кончилось тем, что сидящая рядом дама (как можно было понять из её разговоров, сожительница мужичка), десять раз извинившись перед хозяевами, увела тамаду, который на лестничной площадке разразился песней.