Андрей Хазарин - Товар для Слона

- Чего?! - вскочил с места Иванов. - Какое задание?!

- Вот и я хочу знать, какое именно задание вы получили и от кого? Кто поручил вам убить мэра?!

Иванов обессиленно сел.

- Елки, да что вы такое говорите? Убить... Э-э, подождите! Вы из-за лампочки решили, что мэр меня зацепил? Так меня никто не цеплял, лампочка сама перегорела! Если б он зацепил, так разбил бы весь фонарь, а там только лампочка сгорела.

- Может, он и разбил весь фонарь, а вы отремонтировали, пока шла погрузка.

- Во дает... - Иванов не знал, что ответить. Забормотал: - Елки... Ну чего тут скажешь?.. О, вы у Коли Ткаченко спросите, он скажет, что фонарь был целый! - И тут ему в голову пришла совсем спасительная мысль: - Э-э, стойте! Говорите, меня гаишник заметил, да? А почему он меня заметил, почему внимание обратил?

- Потому что у вас не горел стоп-сигнал, - победным тоном ответил капитан.

- Ну вот! - с торжеством отозвался Иванов.

- Что значит - "ну вот"?

- А то значит, что фонарь был не разбитый, лампочка освещала номер, иначе как бы он мой номер узнал?

- А на борту у вас что, номер не написан?

- Тю... Какой же задний борт у КрАЗа-самосвала? Сами посмотрите! И вообще, мэр же на легковой машине был, так ведь? Так как же он крылом до моего фонаря мог достать?

- Почему обязательно крылом - мог, например, углом крыши зацепить...

- Да вы что, товарищ капитан, совсем сдурели?

Иванов только руками развел. Что докажешь человеку, который как будто вообще ни одной машины в жизни не видел?

- Все, Иванов, хватит хамить! Твоя песенка спета! Посидишь на Черной горе, подумаешь - может, сообразишь, что добровольное признание засчитывается при вынесении приговора... - Капитан откашлялся и перешел на официальный тон: - Гражданин Иванов, объявляю вам о задержании на семьдесят два часа. До выяснения обстоятельств!

* * *

- Здоров, кум! Это я, Медведь! Тебе слышно?..

- Слышно.

- Ты, помню, шоферами интересовался? Появился тут один, Иванов фамилия. Из метростроевских.

- А-а. Ладно. Я перезвоню.

Глава 38. Ищи, Кучум!

Борис Олегович Дубов ехал на встречу с Кучумовым в грозном настроении. Сеялся дождик, ныло колено, не раскуривалась трубка... Бесила наглость этого черного шакала Арсланова, бесила мелочная двуличность полковника, который одной рукой брал конвертики, а другой шарил по кустам, пытаясь найти дубинку против своего благодетеля... Борис Олегович выколотил трубку в пепельницу, велел Алексею подать из бардачка "Герцеговину Флор" подходят к концу старые запасы, а выпуск прекращен... Полузабытым жестом заломил мундштук папиросы, затянулся, выпустил дым через нос. Еще раз затянулся.

Надо успокоиться. В гневе нельзя принимать решения, в гневе нельзя вести разговоры. Полковник - тварь двуличная и опасная. Нет, с ним надо говорить спокойно, продуманно и не впадая в эмоции. Наоборот, это в нем надо разогреть эмоции - пускай нервничает, делает ошибки, тогда скорее попадется... Ничего, будут ему эмоции...

Кучумов, как было условлено, ждал на троллейбусной остановке возле Выжлятников - спрятался от дождя в будочку с выбитыми стеклами, ежился в простонародной нейлоновой куртке. "Вольво" плавно затормозил, Алексей было собрался выйти - открыть гостю дверь, но Дубов показал двумя пальцами, что не надо. Алексей вывернулся назад, открыл дверь изнутри.

Полковник нырнул в машину, суетливо и неловко с непривычки захлопнул за собой дверь. Поздоровался.

Антон тем временем отплыл от бровки, выждал, поглядывая в зеркало, круто развернулся в обратную сторону и тут же свернул направо, через мостик. До крайних домов восточной границы Петровского поля - километра два - дорога шла по незастроенным местам и только потом, уже за широкой балкой, превращалась в улицу Дубоноса. Мотора почти не было слышно, лишь зудели по мокрому асфальту шины. На первом перекрестке пришлось тормознуть - "скорая помощь" с сиреной и мигалкой подрезала нос и умчалась к неотложке.

- Чуть ли не единственный в городе освещенный перекресток, - брезгливо проворчал Дубов.

- По статистике дорожных аварий входит в первую десятку, - объяснил Кучумов.

Темные улицы раздражали Бориса Олеговича. Федерация разыгрывала с обнаглевшим независимым соседом политические игры с отчетливым душком экономического шантажа, поэтому независимые политиканы подчеркнуто экономили энергию на своих независимых согражданах. Когда фирменный поезд Чураев - Москва пересекал границу и в ночном мраке вспыхивали залитые светом улицы Половецка, в вагонах начинали матерно браниться.