Полина Дашкова - Херувим (Том 2)

Николай вернулся на виллу только в половине третьего. В доме стояла тишина. Оксану он нашел на балконе второго этажа. Она дремала в шезлонге под открытыми лучами солнца. На ней был яркий купальник. На полу валялся какой-то глянцевый женский журнал.

— Подъем! — Николай положил руку на ее раскаленное плечо. — Вставай, красавица, сгоришь.

— Ой, Коленька, привет, — она открыла глаза, — как ты быстро! Покажи зубик.

— Пока рано. Еще придется раза три съездить. Врач хороший попался, но любопытный до ужаса. Привязался ко мне, мол, кто же вас так разукрасил? Обратился ли я в полицию? Фарфоровая коронка стоит недешево и виновные должны компенсировать убытки.

— Вот уж это верно, — Оксана многозначительно поджала губы, — и что ты сказал врачу?

— Ну, стал ему песни петь, будто нырнул и налетел на подводную скалу.

— Поверил?

— Не знаю. Ну как ты здесь? Все спокойно? Я, когда уехал, вспомнил, что надо было ему укол сделать, но уж не стал возвращаться. Не буянил он больше?

— Не-а, — помотала головой Оксана, — вроде тихо.

— Что значит — вроде? Ты к нему хоть раз зашла?

— Ну зашла, зашла, — Оксана обхватила его руками за шею и притянула к себе, — он спит, — прошептала она и по-кошачьи зажмурилась.

— Погоди, он что, вообще не вставал? — Николай тревожно взглянул на часы.

— Может, и вставал, в туалет например, — Оксана поцеловала его в краешек рта, — Коленька, я щи сварила, с говяжьей косточкой, как ты любишь. Ну его к лешему, давай с тобой пообедаем.

— Ты разбудить его пыталась, — Николай расцепил ее руки, — подходила к нему хоть раз за это время?

— Ну что ты так разволновался, — Оксана лениво поднялась, потянулась. — Я же сказала, в комнату заглядывала. Зачем мне к нему подходить? Как говорила моя бабушка, не буди лихо, пока оно тихо.

Но Николай ее уже не слышал, он тяжело затопал по лестнице на первый этаж. Оксана, накинув халат, вяло поплелась за ним.

Когда она вошла, Николай стоял у скомканной постели, широко расставив ноги, и держал в руках легкое вязаное покрывало. На постели были навалены подушки. На полу валялось теплое запасное одеяло.

— Ой, батюшки! — Оксана прижала ладонь ко рту. — Коленька, миленький, я… Прости меня, я честно ничего не слышала, — она опустилась на стул и горько заплакала.

— Ладно, все, кончай реветь, — рявкнул Николай, — если бы ты слышала, могло быть еще хуже.

— Что? Почему?

— Да потому, что они бы тебя либо грохнули, либо с собой забрали.

От этих его слов Оксана задрожала, чуть не упала со стула, но удержалась и запричитала тонким голосом:

— Что ты такое говоришь, Коленька? Зачем ты меня пугаешь? Мне и так страшно, ой, мамочки, я боюсь, я не могу!

Но он как будто не услышал ее, принялся осматривать комнату, бормоча себе под нос:

— Блин, как они могли попасть на виллу? Я же все запер. Окно исключается, там пропасть. Если только по канату… Но тогда все равно надо выходить через дом, через ворота. Не потащат же они его, связанного, по канату прямо в открытое море? А может, у них была лодка? Нет, ерунда! Окно на высоте пятидесяти метров. Скала совершенно отвесная. Профессионал может подняться и спуститься, но стащить здорового мужика, связанного или без сознания — это вряд ли. Значит, все-таки через дом? Но они не открыли бы ворота никакой отмычкой. Или у них дубликаты ключей? Как же удалось сделать слепки? Когда? Пульт от гаража я взял с собой. Через забор невозможно, сработает сигнализация, полиция здесь будет через десять минут. За десять минут не успели бы. Да замолчи ты наконец! — он резко развернулся к Оксане.

Лицо у него было такое, что она тут же затихла и вжалась в спинку стула. Несколько секунд оба молчали.

— Коля, что ты на меня так смотришь? — прошептала она еле слышно.

— Ты ключи не теряла? — спросил он деревянным голосом.

— Нет… я точно помню, нет.

— Ну а на пляже, когда купалась, могли они остаться в твоих вещах на берегу?

— Коленька, — всхлипнула она, — я же на наш пляж хожу, там чужих не бывает. И ключи я с собой никогда не брала, потому что кто-нибудь обязательно дома и мне не нужно…

Он подошел, присел перед ней на корточки, сжал ее руки и, глядя на нее снизу вверх, заговорил тихо и ласково, словно утешал плачущего ребенка:

— Оксаночка, лапушка, никто ничего не узнает, я тебя не выдам, только скажи, кто они и куда могли его увезти? О чем ты с ними говорила? Ну не бойся, малышка, я тебя прикрою, клянусь.

— Коля… — прошептала она и зажмурилась, чтобы не видеть его спокойного страшного взгляда.