Полина Дашкова - Херувим (Том 2)

— Десять лет жизни, — пробормотала Ирина, — самые лучшие десять лет. Вот что он должен.

— Так замочили бы. Что базарить зря? Если бы он валялся сейчас дохлый на дне пропасти, это была бы хорошая плата.

— Да, неплохая, — кивнула Ирина, — но Палыч не считает такую плату достаточной.

— И долго мы будем его пугать? — спросил Гундос.

— Не знаю. Наверное, пока он не поймет, что натворил, и не захочет рассказать об этом.

— Кому именно рассказать?

— Ну хотя бы самому себе.

Серебристый «Фольксваген»-капля был похож на красивую новенькую игрушку, которую минуту назад достали из коробки, перевязанной ленточками. Сергей не верил, что эта крошка поедет, пока не включил двигатель. У крошки был великолепный мягкий ход. На таких машинах Сергею доводилось ездить разве что в детских мечтах.

Окна закрывались и открывались автоматически. Кондишен позволял создать в салоне любую температуру, какая нравится. Из магнитолы звучала музыка и качество звука оказалось таким, как в Большом зале Консерватории. Сергей сделал торжественный круг по территории базы, с сожалением оставил машину и отправился в кабинет к Райскому.

— Можно подумать, вы бывали в Большом зале консерватории, — снисходительно усмехнулся Райский, когда Сергей поделился с ним впечатлениями от первого знакомства с машиной.

— Почему? Бывал. Мама водила — в детстве часто, а когда стал взрослым, конечно, реже. Она у меня пианистка. Обычно брала с собой на концерты тетради с нотами, читала с листа и тихонько подпевала. Я не так музыку слушал, как наблюдал за ней. Очень было интересно, как она переживала каждую ноту, у нее такое становилось лицо… — он осекся, встретив ледяной блеск очков полковника.

— Ну извините, извините, вы не так меня поняли. Майор Сергей Найденов, конечно, ходил на симфонические концерты, ничего в этом странного для меня нет. Но Станислав Герасимов никогда в жизни не был ни в Консерватории, ни в Зале имени Чайковского. Стас терпеть не может серьезную музыку. Если хотите съездить на кладбище, то лучше это сделать завтра с утра, до того, как вы легализуетесь, — кашлянув, добавил он, — заодно обкатаете машину. Как зовут вашего отца?

— Герасимов Владимир Марленович.

— Кто он?

— Генерал ФСБ, три года в отставке. Вы были у него в подчинении. Сейчас он является председателем Совета директоров банка «Триумф».

— Мать?

— Герасимова Наталья Марковна. Когда-то работала учителем начальных классов.

— Как называется фирма, которой вы руководите?

— «Омега».

— Секретарши?

— Рита Симкина, брюнетка, Марина Степанцова, рыжая.

— Какие у вас с ними отношения?

— С Мариной я спал, с Ритой пока только собираюсь. На обеих позволяю себе орать. Тьфу, пакость какая…

— Что делать? Привыкайте. Впрочем, спать вам пока ни с кем не придется, вы еще долго не сможете оправиться после автокатастрофы. И орать не придется. У себя на фирме вы вряд ли появитесь. Как зовут начальника охраны банка «Триумф»?

— Плешаков Егор Иванович. Прозвище Плешь.

— Когда вы встречались с ним последний раз и о чем говорили?

— Я приехал в банк на следующий день после убийства шофера Георгия Завьялова.

— Гоши. Шофера вы всегда называли Гоша и фамилию его вообще не помнили. Продолжайте.

— Я приехал в банк, чтобы выяснить, почему заблокирована моя кредитная карточка. Меня проводили в кабинет Плешакова. Там находился Владимир Марленович Герасимов.

— Папа, — криво усмехнулся Райский, — там находился ваш папа. Вы уже знали о том, что убит шофер?

— Нет. Но это неправда. Я соврал.

— Так, стоп. Что за импровизация? — Райский снял очки и удивленно уставился на Сергея.

— Это не импровизация. Я трижды просмотрел видеозапись разговора в кабинете начальника охраны и мне странно, как участники разговора не заметили, что Стас врет. Ладно, с генералом, то есть с папой, все понятно. Он очень нервничал, и вообще он лицо заинтересованное. Но Плешаков должен был догадаться.

— Догадался он или нет, мы с вами все равно не узнаем, — пожал плечами Райский, — в конце концов, зарплату он получает из рук вашего папы и на многое предпочитает закрывать глаза. Как вам кажется, вы бы в этой ситуации сумели соврать искусней?

— А зачем?

— Ну мало ли зачем люди врут? Есть тысячи разных причин.

— В этой ситуации врать мне пришлось бы только по одной причине — если бы я сам убил шофера Гошу.

— Зачем же вам было его убивать?