Джек Хиггинс - Исповедальня (Час охотника)

- Так, значит, вы все-таки решились. Почему?

- Скажем просто: вы мне понравились, они - нет. Это, впрочем, не означает, что я ненавижу мою страну. Лишь некоторых ее представителей. Ну, мне пора.

- Я поставлю в известность Лондон, - сказал Девлин. - Позвоните мне из Рена. Удачи вам!

Раздались короткие гудки. Губы Девлина тронула легкая ироничная улыбка.

- Ну, что ты теперь скажешь? - тихо произнес он. - Эта девушка из тех, кого можно спокойно знакомить с родителями. На Кавендиш-сквер трубку сняли тут же.

- Фергюсон слушает, - произнес недовольный голос.

- Мне кажется, вы лежите на диване и смотрите старый фильм Богарта? съязвил Девлин.

- Вы что, стали ясновидцем?

- Ну так вскакивайте и выключайте телевизор. Игра идет полным ходом.

Тон Фергюсона резко изменился:

- Что вы там такое бормочете?

- А то, что Татьяна Воронина все-таки сбежала и только что звонила мне с вокзала дю Норд. Она едет ночным поездом в Рен, пересаживается на поезд на Сан-Мало, оттуда утром на корабле отправится на Джерси. Прочие маршруты могут быть, по ее мнению, блокированы.

- Умная девушка, - ответил Фергюсон. - Русские наверняка сделают все, чтобы заполучить ее обратно.

- Из Рена она позвонит мне еще раз. Это должно быть где-то в половине четвертого или в четыре.

- Великолепно, - сказал Фергюсон. - Никуда не отходите от телефона.

Гарри Фокс как раз собирался принять теплый душ перед сном, когда раздался звонок. День был длинным и тяжелым, и Гарри очень хотелось спать.

- Гарри? Немедленно приезжайте. Есть дело.

Приказ начальника тут же разогнал его сонливость.

Кассен работал над воскресной проповедью, когда зажужжал зуммер, означавший включение подслушивающей аппаратуры. Однако пока он поднялся на чердак, Девлин уже закончил разговор. Кассен перемотал пленку и, внимательно прослушав запись, стал размышлять об обстоятельствах, которые складывались теперь совсем не в его пользу.

Затем он спустился в кабинет и связался с профессором Черни.

- Это я, - сказал Кассен. - Ты один?

- Я как раз собирался лечь спать. Откуда ты звонишь?

- Из дома. Плохи наши дела. Слушай внимательно.

Когда он умолк, Черни разделил его тревогу.

- Да, ситуация действительно хуже некуда. Что я должен делать?

- Немедленно переговори с Лубовым. Пусть он свяжется с Беловым в Париже. Возможно, они смогут ее остановить.

- А если нет?

- Если она здесь появится, я сам решу проблему. Жди звонка.

Он налил себе виски и подошел к огню. Странно, но она представлялась Келли той самой маленькой девочкой под дождем. Он поднял бокал и произнес:

- Твое здоровье, Таня Воронина. Посмотрим, удастся ли поймать тебя этим дуракам.

Минут через пять до Туркина наконец дошло, что что-то неладно. Он вошел в уборную и остановился перед закрытой дверью туалета. На стук никто не ответил, и он взломал замок. Пустой туалет и открытое окно объяснили все. Он вылез во двор и помчался на Рю де Мадрид. Ворониной, конечно, и след простыл.

Туркин обежал вокруг здания консерватории и снова вошел в него через главный вход, закипая от злости. Вся его карьера летела к черту, вся жизнь летела в тартарары и все - из-за этой проклятой пианистки!

Белов с бокалом шампанского в руке как раз беседовал с министром культуры, когда Туркин похлопал его по плечу.

- Мне искренне жаль прерывать вас, Николай Алексеевич, но у меня срочное сообщение.

Он отвел Белова в угол и выложил все.

Николай Алексеевич Белов давно уже обнаружил свойство своего характера добиваться наилучших результатов при наихудших обстоятельствах. В подобных случаях он никогда не впадал в панику. Через несколько минут полковник уже сидел за своим рабочим столом в посольстве, перед ним стояла Рубенова. Туркин и Шепилов - позади нее у двери.

- Я еще раз спрашиваю вас, товарищ Рубенова, - сказал он. - Неужели Воронина ничего не говорила вам о своих планах? Ведь именно вы должны были первой догадаться о том, что она задумала.

Рубенова была настолько потрясена и возбуждена, что это даже облегчало вранье.

- Мне известно ничуть не больше, чем вам, товарищ полковник.

Белов вздохнул и кивнул Туркину, который подошел сзади и толкнул Рубенову на стул. Потом Туркин снял правую перчатку, схватил женщину за шею и нажал на какой-то нерв так, что все тело ее пронзила чудовищная боль.

- Я опять вас спрашиваю, - мягко произнес Белов. - Будьте же разумны. Мне жалко смотреть на ваши муки.

Боль, ярость и чувство унижения, переполнявшие Рубенову, сделали ее такой смелой, какой она не была никогда в жизни.