Джек Хиггинс - Исповедальня (Час охотника)

Он вышел, как и вошел, через террасу.

Девлин налил себе еще, опустился в кресло, пригубил виски, подумал немного и снял трубку. Хотел было уже набрать номер, однако, чуть помедлив, снова положил трубку на место, достал из ящика стола черный прибор и включил его. Никакой реакции. Ни от телефонного аппарата, ни от чего-либо еще во всей комнате.

Он удивленно хмыкнул.

- Так. Значит, либо Фергюсон, либо Макгинесс. Один из двух.

Девлин набрал номер Фергюсона на Кавендиш-сквер.

- Фокс слушает.

- Он на месте, Гарри?

- В данный момент его здесь нет. Ну, как провели время в Париже?

- Очень приятная девушка. Понравилась, но произвела впечатление запутавшегося человека. Я лишь изложил ей голые факты, больше мне нечего было сказать. Документы, привезенные вашим курьером, взяла, но оптимистических прогнозов я бы делать не стал.

- А я никогда не был оптимистом, - ответил Фокс. - Что там в Дублине? Вы можете поправить дело?

- Макгинесс уже был у меня. Он хочет взять Черни и как следует потрясти его.

- Может быть, это наилучшее решение.

- Ох, Гарри. Белфаст действительно нехорошо подействовал на тебя. И тем не менее ты, возможно, прав. На одни сутки мне удалось задержать его. Если понадоблюсь, я у себя. Кстати, я дал Ворониной свою визитку. Представь себе, Гарри, она сочла меня неисправимым романтиком!

- Вы очень убедительно играете свою роль, но мне кажется, что это не только игра. - Фокс рассмеялся и повесил трубку.

Некоторое время Девлин сидел насупившись. Потом снова раздался стук в дверь террасы, и на пороге появился Гарри Кассен.

- Гарри! - воскликнул Девлин. - Вот кто делает лучший омлет в мире. Тебя мне послало само небо!

- Лестью от меня многого не добьешься. - Кассен налил себе виски. - Ну, как Париж?

- Париж? - удивленно спросил Девлин. - Ах, это была всего лишь шутка. По поручению университета я ездил на кинофестиваль в Корк. Переночевал там и вернулся обратно на машине голодный как волк.

- Ну, ладно, - сказал Кассен. - Ты накрываешь на стол, а я делаю омлет.

- Ты настоящий друг, Гарри.

Кассен остановился у двери.

- А ты сомневался, Лайам? В конце концов, мы ведь знаем друг друга много лет. - Он улыбнулся и исчез на кухне.

В надежде привести себя в порядок Таня принимала горячую ванну. В дверь постучала и вошла Рубенова с кофе.

- О, спасибо. - Татьяна протянула руку и взяла чашку с подноса.

Наташа подвинула к краю ванны табуретку и присела.

- Ты должна быть очень осторожна, сердечко мое. Понимаешь, Таня?

- Странно, - ответила она. - Так меня еще никогда не предупреждали.

Тут ей подумалось, что со дня того кошмара в Друморе, иногда мучившего ее по ночам, она всегда чувствовала себя защищенной. Масловские оказались хорошими родителями. Ей ни в чем не было отказа. В социалистическом обществе, возникшем под знаком ленинского лозунга "Вся власть народу", реальная власть на самом деле была привилегией немногих.

Советская Россия стала кастовым обществом, в котором значение человека определялось не его личными качествами, а занимаемой должностью, Таня была дочерью Ивана Владимировича Масловского, что подразумевало великолепную квартиру, спецшколу, внимательное отношение к ее таланту. На дачу семья ездила с шофером на "Чайке" по безлюдной государственной трассе. Деликатесы на их обеденном столе, так же, как и платья, которые она носила, покупались, естественно, в спецсекции ГУМа по определенным талонам.

На все это она не обращала внимания, так же, как и на процессы против диссидентов и на существование ГУЛАГа. И точно так же она старалась упрятать подальше в подсознание созданную когда-то Масловским чудовищную реальность Друмора, где она стояла на коленях перед простреленным телом родного отца.

- Тебе стало легче? - спросила Рубенова.

- Конечно. Подай, пожалуйста, полотенце. - Она завернулась в него и спросила:

- Ты хорошо рассмотрела зажигалку Туркина, когда я прикуривала?

- Не очень.

- Она из массивного золота. Фирменная, от Куртье. Как там у Оруэлла в "Звероферме"? "Все звери равны, но некоторые более равны, чем прочие".

- Прошу тебя, сердечко мое, - взмолилась Рубенова, - лучше бы тебе этого не говорить.

- Ты права. - Татьяна улыбнулась. - Мне все же что-то не по себе. Пожалуй, прилягу, чтобы быть к вечеру свежей.

Они прошли в спальню, где Таня прямо в полотенце забралась под одеяло.

- Эти двое все еще стоят?

- Да.

- Хочу спать.

Рубенова опустила жалюзи и вышла. Таня лежала в полумраке и думала.