Антон Леонтьев - Трудно быть солнцем

Патологоанатом, погруженный в изучение скелета, казалось, не замечал перепалки между мэром и начальником милиции Староникольска.

– Я не потерплю, чтобы произошло новое преступление, – сказал Белякин. – Брось все силы на то, чтобы изловить этого маньяка. А я займусь прессой.

Затем, повернувшись к врачу, мэр произнес:

– А вы будете молчать обо всем, что знаете. Никаких сведений, даже в семье не говорите про скелет Анны. И постарайтесь как можно быстрее прислать отчет лично мне. Всего хорошего!

Мэр вышел из прозекторской. Кичапов перевел дыхание и беззлобно произнес:

– Тоже мне, Петр Первый, раскомандовался!

Петр Первый – было прозвище мэра среди подчиненных. Белякин отличался вздорным и злопамятным характером и чрезвычайно быстро терял самоконтроль, когда события принимали невыгодный для него оборот.

– Думает, если отдаст приказ, то мы в пять минут найдем этого придурка, который придушил девчонку, – сказал начальник староникольской милиции. – Ну, что скажешь, Сергеич?

Патологоанатом, копаясь в костях, ответил:

– Витя, я не хотел говорить при Белякине, но едва я увидел это, – он потряс древним шарфом с изображением розы, – так сразу понял: вот оно, орудие убийства!

– Ты это о чем? – спросил полковник, непонимающе мигая глазами. – И кстати, у тебя есть что-нибудь выпить?

– В шкафчике бутыль со спиртом, – ответил врач. – Так вот, я думаю, нет, практически уверен, что Олеся Гриценко, тело которой я осматривал, была удушена подобным шарфом.

Полковник Кичапов, звякнув мензуркой, налил себе немного чистейшего спирта и не морщась, в один присест осушил ее.

– Еще раз, Сергеич, и поподробнее. Сегодня я не в состоянии что-либо воспринимать.

Патологоанатом, привыкший к тому, что Кичапову требуется разжевывать элементарные вещи, повторил:

– Студентка была задушена. Точнее, кто-то вначале впрыснул ей в плечо сильный наркотик, а когда она практически мгновенно потеряла сознание, удушил. Убийца воспользовался шарфом с изображением лилии. Как я вижу, он идентичен по составу нитям, из которых состоит найденный в котловане шарфик.

Полковник крякнул и произнес:

– Хорошо дерет, спирт-то! Значит, ты хочешь сказать, что девчонку и Анну, если эти останки принадлежат Анне Радзивилл, задушили одним и тем же шарфом?

– Ну, не одним и тем же, ведь этот до сегодняшнего дня покоился под землей, – возразил патологоанатом, – но Олеся была умерщвлена подобным же шарфом. И возникает вопрос – откуда он у убийцы?

– Э, Сергеич, это не так важно, – сказал полковник Кичапов, – куда важнее следующий вывод: если и Анну, и девчонку убили одинаковым способом с применением практически одинакового средства, то это значит, что наш убийца пытается копировать «цветочные убийства» 1916 года. А это, друг мой, очень и очень плохо. Однако пока не доводи свои мысли до сведения Белякина. Ну, я пошел, у меня в связи с этим скелетом сегодня полно дел. Отчет, как только будет готов, отправишь сначала мне, мэр перебьется. И постарайся сделать все как можно быстрее.

Полковник вышел прочь. Патологоанатом остался один на один с найденным в парке скелетом. Он осторожно отцепил брошку в виде дельфина с сапфировыми глазками от платья, подхватил едва не рассыпавшуюся в прах сморщенную полусгнившую розу.

– Итак, Анна Ильинична Радзивилл, посмотрим, что я могу сказать про последние секунды вашей жизни, – проговорил он будничным тоном и принялся за свою работу.

«Сего, 7 октября года 1916 Аnno Domini, я приступаю к записям, которые, возможно, смогут пролить свет на череду странных и зловещих событий, вовлеченным в паутину которых оказался столь милый моему сердцу городок наш, Староникольск.

Я, Елена Карловна Олянич, появилась на свет 27 февраля 1867 года. Родители мои, Карл Иванович Олянич и супруга его, Нина Игнатьевна, урожденная Серьянинова, воспитывали меня в строгости, что, несомненно, сформировало мой характер и воззрения.

Я с самого детства проявляла интерес к наукам, что отцом моим не поощрялось. Человек суровый и глубоко религиозный, он считал, что девушкам не пристало заниматься чем-либо еще, кроме как домашним хозяйством и воспитанием многочисленных отпрысков. На примере матери своей, которая произвела на свет кроме меня еще семерых детей, я видела, что ничего хорошего в подобном существовании нет. Она скончалась, не дожив до своей тридцать восьмой годовщины. И, как я уверена, не последнюю роль в ее трагической судьбе сыграл мой отец, ныне также покойный. Господь забрал его к себе после несчастного случая – он упал с лошади, которая испугалась змеи, и сломал шею. В момент его смерти мне было четырнадцать лет.