Антон Леонтьев: Побег с Лазурного берега

И вот, словно услышав ее тайные молитвы, судьба ниспослала ей неизлечимую болезнь. Леон не проявлял ни сочувствия, ни хотя бы участия. Только единожды он навестил Светлану в ее покоях и гордо сообщил жене, что его наградили орденом Почетного легиона, заявив в дополнение, что она должна сопровождать его на церемонию вручения в Елисейский дворец.

Лизе было безмерно жаль маму, и она была очень зла на отца. Но девушка любила их обоих!

Про себя Лиза частенько думала: все, кто завидует ей, немедленно отказались бы от чести быть дочерью гения, узнай они, что выпало на ее долю. Отца она видела лишь изредка за обеденным столом, в компании покупателей, в бассейне, в обществе девиц в бикини и без оных, на экране телевизора и на страницах журналов, в окружении поклонников его таланта: по его собственным словам, Леон хотел наверстать все то, чего у него не было в Советской России. А вспомнив о дочери, он заваливал ее дорогими и ненужными подарками – фарфоровыми куклами в старинных одеждах, бриллиантовыми украшениями, редкими зверушками.

Мама, превратившаяся в некое подобие себя, стала живой тенью, потерявшей веру в себя и мужа. Она тоже не занималась дочерью, предпочитая проводить время в своих апартаментах, рассматривая картины, написанные супругом, – на них была изображена она сама: молодая, полная жизни и здоровья. Ее дневной нормой стали три пачки сигарет и бутылка виски.

Тяжелая болезнь супруги Леона Кречета журналистов особо не заинтересовала. Их более привлекали сексуальные эскапады самого художника, который дал согласие журналу «Плейбой» провести в замке фотосессию – он сам в роли Калигулы, а нимфетки и старлетки – в роли патрицианок, рабынь и наложниц.

В конце концов Кречет заявил, что не потерпит превращения замка в филиал клиники, и Светлану поместили в одну из клиник в Ницце. Химиотерапия и радиотерапия положительных результатов не принесли: Светлана угасала с каждым днем. Корифеи в области онкологии, которых отец Лизы щедро оплачивал, сетовали, что невозможно помочь пациентке, которая сама поставила на себе крест и смирилась с ужасной участью, а к тому же продолжает курить, невзирая ни на какие запреты.

Полгода, отведенных светилами от медицины, пролетели быстро. Приближался шестнадцатый день рождения Лизы. Она навещала маму каждый день, но Светлана иногда и не узнавала дочь, находясь в полузабытьи под воздействием снимающих боль наркотических средств. Девушка подолгу держала маму за руку, гладила ее по тонкой руке, обтянутой алебастровой кожей, сквозь которую виднелись сиреневые артерии и вены.

Леон Кречет посетил клинику всего один раз, постоял около кровати жены, склонив голову, испуганно отшатнулся, когда возникла медсестра с эмалированным корытцем, в котором лежали шприц и ампула, и спасся бегством в коридор, где долго-долго раздаривал автографы понаехавшим поклонникам своего таланта и со смехом отвечал на вопросы журналистов, словно забыв – или в самом деле забыв! – о том, что всего в нескольких метрах умирает его подключенная к аппарату искусственной почки жена.

Больше всего Светлана боялась, что скончается в день рождения Лизы, но именно так и произошло. В тот декабрьский день было пасмурно, на море вздувал бахрому волн ветер, пришедший из холодной Атлантики. Накануне лечащий врач сообщил Лизе, что финала осталось ждать недолго: день или два, от силы – неделю. Она сообщила об этом отцу, но тот попросил не отвлекать его по пустякам и удалился в ателье.

В дверь Лизиной комнаты постучали, вошел чопорный дворецкий и, протягивая ей трубку радиотелефона, сообщил:

– Мадемуазель, звонок для вас.

Ей исполнилось шестнадцать лет, но Лиза знала, что никто не будет звонить, дабы поздравить ее. Отец никогда не помнит о чужих днях рождения, а если вдруг и вспомнит, то появится под вечер с бархатной коробочкой, в которой лежит драгоценная подвеска или браслет. Как будто подарком можно купить любовь дочери! Значит, этот звонок...

– Мадемуазель Кречет? – услышала Лиза голос главного врача клиники и сразу поняла, что не ошиблась в своих предположениях. – Увы, я вынужден сообщить вам печальную весть. Десять минут назад мадам Кречет скончалась. Примите мои самые искренние...

Лиза не знала, что делать. Кричать? Плакать? Биться в истерике? Какое-то время она сидела на кровати, затем подошла к большому стрельчатому окну, выходившему в сад. Отец! Она должна сообщить ему!