Эмиль Габорио - Рабы Парижа

Граф не сказал ни слова.

Он подумал о будущем и увидел в нем позор и скандал на всю оставшуюся жизнь. Вся Франция будет судачить об этом скандале долгие годы. Он — граф Мюсидан на скамье подсудимых! И кто же может довести его до этого? Шайка висельников, которым потребовались деньги, и они прямо и открыто заявили ему об этом! Золото или бесчестие и позор, они не оставили ему другого выхода.

Если бы дело касалось его одного, то можно было бы выгнать этого презренного комиссионера, но дело касалось и его старинного друга, участью которого он не имеет права рисковать. Ведь, как человек тихий и робкий, он мог и не вынести такого удара.

Так думал бедный граф, меряя шагами свою библиотеку. Он не знал, на что решиться. Он даже готов был пережить позор и понести заслуженное наказание, наброситься на этого подлеца Маскаро и заставить его раскаяться в том, что он к нему пришел. Но эта решимость графа продолжалась недолго. Он начал постепенно склоняться к благоразумию, к необходимости щадить других, замешанных в его судьбе лиц. Наконец, поборов злость, какой он еще ни разу в жизни не испытывал, он быстрыми шагами приблизился к Маскаро и, нисколько не скрывая презрительного отношения к нему, произнес:

— Довольно, окончим это! Больше я с вами не хочу говорить. Скажите, за сколько вы продаете ваши документы?

Маскаро скорчил обиженную гримасу честного человека.

— Ваша светлость предполагает во мне только бесчестные намерения, — начал было он.

Но граф прервал его, нетерпеливо пожав плечами:

— Прошу вас — назначьте сумму, какая вам нужна за это дело, — продолжал он, не меняя тона.

Впервые Маскаро несколько затруднялся ответить немедленно.

— Деньгами не возьмут ничего! — произнес он наконец после некоторого раздумья.

— Не возьмут деньгами?! — повторил граф, глубоко удивленный. — Но чего же большего они могут от меня требовать?

— О, от вас требуют вещи ничтожной, ничтожной для вас, однако весьма важной для тех, кто меня прислал: мне поручено сообщить вам, что вы можете спать спокойно и быть уверенным, что ваше дело с Монлуи навеки кануло в Лету, если только вы согласитесь отказать барону Брюле-Фаверлею в руке вашей дочери. Тогда вырванные листы тетради Кленшана будут вам представлены в день брака мадемуазель Сабины со всяким другим претендентом на ее руку, которого вам угодно будет для нее избрать.

Это оригинальное требование было до того неожиданным для графа, что он в первую минуту даже не нашелся, что на него ответить.

— Черт возьми, что это за безумие? — проворчал он. — Уж не насмешка ли это?

— Нисколько, ваше сиятельство, я говорю совершенно серьезно.

Неожиданно графа как бы осенила некая мысль свыше, от которой он даже вздрогнул.

— Возможно, вы уже имеете и даже осмелитесь предложить мне кого-нибудь в зятья?

Ловкий комиссионер отступил при этом вопросе на несколько шагов.

— Помилуйте, граф, я достаточно опытен, чтобы понимать: ничто не заставит вас вверить судьбу вашей дочери в руки вашего покорнейшего слуги.

— Естественно!

— Дело в том, что вы слишком плохо думаете о моих клиентах. Действительно, они вам угрожают. Но их целью было сделать вред не вам, а барону Брюле-Фаверлею! Они его ненавидят и поклялись не допустить его брака на той невесте, у которой окажется около миллиона приданого…

Граф был настолько удивлен, что, оставив всякую осторожность, совершенно изменил тон своего разговора с Маскаро и начал рассеянно отвечать ему, предавшись собственным размышлениям.

— Но ведь барону Брюлю я уже дал слово, — заметил он.

— Ну, можно найти какой-нибудь мелкий предлог…

— Да, но графиня Мюсидан почему-то очень хочет этой свадьбы. С ее стороны я могу встретить немало препятствий…

Комиссионер счел для себя удобным не отвечать на это замечание.

— К тому же мне жаль огорчать дочь: возможно, мой отказ ей будет трудно перенести…

Благодаря Флористану Маскаро уже знал лучше графа, насколько его дочери будет трудно перенести этот отказ.

— О, молодая особа того круга и воспитания, к которому принадлежит мадемуазель Сабина, вряд ли позволит себе глубоко привязаться к кому-либо!

Некоторое время граф еще колебался. Его бесила мысль о необходимости уступить желаниям каких-то темных личностей, которым удалось узнать его тайну. И все-таки он уступил.

— Хорошо, я согласен, моя дочь не будет женой барона Брюле, — произнес он наконец, садясь на свое прежнее место.