Антон Леонтьев - Миф страны эдельвейсов

– Мама, прошу тебя! – воскликнул Август. – Как ты можешь? Ни ты, ни Карл-Отто не поздравили меня с присвоением звания группенфюрера. А на прошлой неделе нас с Изольдой принимал сам фюрер...

– Избавь меня от подробностей о твоей жене и в особенности, от описания вечеринки у его австрийского ничтожества, – несколько недовольно остановила речь сына графиня Корнелия. – Право же, Германии, Европе и всему миру было бы гораздо лучше, если бы этого дилетанта все же приняли в свое время в Венскую академию изящных искусств. Однако у него в данной области нет ни искры таланта!

– Мама, замолчи! – прошипел Август, передернувшись. – Я запрещаю тебе поносить в моем присутствии фюрера! Он – величайший человек и гениальный полководец!

– Ну что ж, сын, буду делать то же самое в твое отсутствие, – вздохнула графиня. – Надеюсь, в конце концов найдется какой-нибудь смельчак, который решится выпустить обойму в пустую голову самонареченного Цезаря или взорвать его ко всем чертям вместе с его тупыми лизоблюдами.

Август побагровел, снял пенсне (без которого чрезвычайно походил на крота) и тонким, визгливым, каким-то бабским голоском закричал:

– Я не потерплю подобных выпадов в адрес нашего фюрера! Не будь ты моей матерью, я бы...

Он запнулся. Графиня посмотрела на сына презрительно:

– Что же, договаривай, Август. Ты бы сдал меня гестапо? И сам бы провел допрос? И отправил бы в концлагерь только за то, что я говорю правду? Как я сожалею, что родила тебя!

Карл-Отто призвал брата и матушку к спокойствию. Август, нацепив пенсне, заговорил более сдержанно:

– Оставим бесполезный и, самое главное, опасный разговор, мама. Ты не понимаешь, что можешь серьезно навредить не только себе и Карлу-Отто, но и моей карьере, и моей семье. Или тебе хочется, чтобы твои шестеро внуков стали сиротами или, хуже того, оказались в концлагере?

Затем он подошел к кровати, на которой лежала Аня, и, посмотрев на нее, вдруг произнес по-русски со скрежещущим акцентом:

– Ты убежать от свои хозяева?

Графиня фон Веллерсхоф ударила сына по ноге тростью и сказала:

– Ты здесь не для того, чтобы устраивать дознание, Август. Ты должен спасти ее!

– Что? – вскинул тоненькие брови новоиспеченный группенфюрер СС. – Ты думаешь, мама, что я буду рисковать карьерой и жизнью ради какой-то беглой преступницы, к тому же славянки?

– Будешь, – кивнула графиня. – Ты ведь хочешь, чтобы твои детишки, отпрыски глупой гусыни Изольды, получили замок и угодья? Не забывай, все это принадлежит мне, и я могу распорядиться своим имуществом по своему желанию.

Август от отповеди матери поморщился и кисло заметил:

– Мама, я же думал, что ты выкинула из головы свою абсурдную идею – завещать все Карлу-Отто. Я – твой старший сын, мне сорок три, а ты хочешь, чтобы все досталось двадцатичетырехлетнему сопляку?

Графиня Корнелия молчала, Август вытащил большой полосатый платок и вытер им шею и лысину.

– Ты обещаешь мне, что мои дети получат замок? Если я помогу вам уладить эту... – Он с нескрываемой брезгливостью посмотрел на Анну и закончил фразу: – Русскую проблему?

Графия продолжала молчать, и Август выпалил:

– Ну хорошо, мама, я сделаю все, что в моих силах! Но не забывай, особа, которую ты приютила, преступница, я не могу покрывать ее.

– Тебе и не потребуется, – промолвила графиня. – Ты же, кажется, приятельствуешь с этим ничтожеством Эрихом Кохом, гауляйтером Восточной Пруссии. Он поможет тебе сделать так, чтобы булочник Фосс и его не в меру ревнивая жена понесли заслуженное наказание. Я знаю, что ты можешь добиться, будет только справедливо, девушка останется у меня в замке, она получит место горничной.

Графиня Корнелия направилась к выходу, Август последовал за ней, пытаясь что-то доказать. Карл-Отто задержался и, чуть понизив голос, произнес:

– Мой старший братец – порядочная сволочь, однако он сделает все так, как того хочет мама. И вы останетесь в замке!

Слова молодого графа подтвердились – следующим утром к Анне пожаловал господин, оказавшийся нотариусом, который запротоколировал ее показания. Оказалось, что графиня успела переговорить с Гундулой, герром Освальдом и фрау Гропп, которые, тронутые солидным вознаграждением, согласились дать показания против булочника Фосса и его супруги.

Еще через день графиня вновь посетила Анну (та уже окончательно оправилась и поднималась с постели) и рассказала подробности:

– Фосс и его жена отпирались недолго. Теперь им грозит солидный штраф и, возможно, тюремное заключение. С вас же сняты все обвинения. Надо признать, что без содействия напыщенного идиота и по совместительству моего старшего сына, я говорю об Августе, здесь не обошлось. Обычно в таких случаях никто не слушает показания несчастного, чья вина заключается только в том, что он – неарийского происхождения. Но имя фон Веллерсхоф слишком хорошо известно, а Август занимает в Берлине, под крылышком садиста Гиммлера, достаточно высокое положение, чтобы нас посмели тронуть.