Антон Леонтьев - Профессия – первая леди

«Аврора» дала предупредительный залп, мировая революция началась, неприступные вавилонские стены рухнули, Бастилия пала и была сметена с лица земли ураганом, мамелюки взяли наконец Вену, а янычары ворвались на дворцовую площадь поверженного Царьграда.

Прошлой ночью королева Гинерва вкусила наконец-то запретного плода на ложе любви с рыцарем Ланцелотом!

Я почувствовала, что слезинки текут по моим щекам. Браня, о, Браня! Судьба смилостивилась надо мной и ниспослала мне тебя!

– Фима, ты плачешь? – изумленно проговорил виновник моих слез. Я прошептала:

– Бранечка, это лук…

И разрыдалась. Браня привлек меня к себе, я уткнулась ему в грудь и дала волю своим чувствам. Я и сама не знала, почему плачу. От счастья? Браня со мной, и мы никогда не расстанемся, пока смерть не разлучит нас. От горя? Почему я встретила его сейчас, когда клены на аллее моей жизни начали золотиться: наступала неизбежная и прохладная осень.

Или от любви?

Браня гладил меня по волосам, а я оплакивала безвозвратно ушедшую молодость и ликовала, предчувствуя бесконечное счастье. Я вдохнула аромат любви!

…Но аромат был какой-то странный, больше похожий на вонь от сгоревшего лука. Боже мой!

– Браня! – завопила истошным голосом я. На груди любимого было покойно и приятно, но я совершенно забыла о сковородке с луком!

Лук безнадежно подгорел.

– Ничего страшного! – заявил Браня и по-хозяйски сунул сковороду под струю холодной воды. Раздалось шипение, повалил густой пар, перемешанный с луковым ароматом.

Я ничуть не сожалела, что проморгала лук. Пять минут блаженства в объятиях Брани были по эмоциям и накату страстей равноценны половине моей жизни.

– Фима, тебе требуется моя помощь? – спросил Браня. Я решительно заявила, что мужчине на кухне не место, и велела ему принести из подвала картошки.

Я резала лук и плакала. Внезапно что-то заставило меня обернуться – обычно так бывает, когда чувствуешь на себе чей-то пристальный взгляд. За стеклянной дверью дачной кухни мелькнула чья-то тень.

Что за страхи! Со мной Браня, он не даст меня в обиду! Но кто бы это мог быть? Рая Блаватская решила прийти на два часа раньше?

– Браня! – громко сказала я, но ответа не последовало. Он же в подвале – подвал его дачи походил на застенки священной инквизиции: ни один звук не вырвется оттуда наружу, ни один звук не долетит туда с кухни.

– Браня! – Я зажала в руке нож с налипшей к лезвию луковой шелухой. Мне стало очень страшно. Как я могла забыть, что наше Перелыгино уже было ареной кровавого преступления – д’Орнэ убили Таню Шепель. И сам Стефан-младший, он до сих пор на свободе!

Появился Браня, он принес полведра отборной краснокожей картошки. У меня отлегло от сердца. Какая же я трусиха! Мне мерещится бог знает что!

– Фима, все в порядке? – спросил заботливо генерал. Я улыбнулась и провозгласила:

– Браня, если ты рядом, все всегда будет в порядке!

– Ах, а капустку-то квашеную забыл! – ахнул Браня. – Я сейчас!

Я помешала лук. Скрипнула дверь, я, не оборачиваясь, сказала:

– Ты уже вернулся, Браня? Быстро ж, однако!

Инстинкт сработал быстрее. Я развернулась, зажав в руке поварешку. Это был не Браня.

– Добрый день, Серафима Ильинична, – произнес Стефан д’Орнэ.

Как он изменился за эти несколько дней! Из лощеного красавца он превратился в заросшего седой щетиной забулдыгу, от былой франтоватости не осталось и следа. Он был облачен в матросский бушлат и нелепую синюю шапочку с красным помпоном.

Его глаза вызвали у меня в памяти гоголевского Вия. О, поднимите мне веки! Боже, дай мне силы!

– К празднику готовитесь? – спросил Стефан и приблизился ко мне. Его кирзовые сапоги оставляли грязные следы. Лицо д’Орнэ не выражало ничего хорошего. Он осклабился и прохрипел: – Мне надо с вами поговорить!

В руке у него сверкнул нож. Он пришел, чтобы убить меня!

Я метнула в него сковороду с шипящим на оливковом масле луком. Она угодила в стену, оставив жирную кляксу, похожую на Австралию. Стефан ринулся ко мне. Он впился мне в плечо грязными ногтями и заорал:

– Серафима Ильинична…

Выстрел прогремел неожиданно. Я приготовилась к тому, что сумасшедший д’Орнэ вопьется мне клыками в сонную артерию или всадит в солнечное сплетение нож. Вместо этого он, издав булькающий звук, медленно осел на пол.

В дверях стоял Браня. Он сжимал пистолет. Не веря в то, что он спас меня от неминуемой гибели, я прошептала:

– Бранечка, он… он… он…