Антон Леонтьев - Последний бог

Без двадцати восемь в холл гостиницы «Ленинград» спустилась молодая прелестная женщина в облегающем переливающемся красном вечернем платье с глубоким декольте. Темные волосы каскадом ниспадали на тонкую спину, а красивое лицо притягивало к себе взгляды. Таинственная незнакомка была в норковом полушубке, в руках держала небольшую сумочку в тон платью. Женщина выглядела явно не по-социалистически и даже, вообще-то, откровенно буржуазно, однако никто в гостинице не удивился ее внешнему виду: тамошний бомонд любил повыделываться, следуя моде растленного Запада.

Вера (а женщиной была именно она) подозвала такси, которое как по мановению волшебной палочки тотчас остановилось перед входом в гостиницу. Усевшись на заднее сиденье, она назвала адрес – дама желала, чтобы ее доставили на проспект маршала Хомучека, центральную и престижную улицу Экареста.

В половине девятого такси остановилось перед одним из социалистических небоскребов из розового камня. Вера направилась к тяжелым стеклянным дверям, которые швейцар распахнул перед ней, – обиталище советских бонз, академиков и деятелей искусства мало чем отличалось от шикарного жилого небоскреба где-нибудь в Америке. Швейцар проводил Веру восхищенным взглядом – он сразу оценил и ее вечернее платье от Баленсиага, и тонкий аромат дорогих духов, и непередаваемую грацию и шарм таинственной гостьи.

На лифте Вера поднялась на последний этаж, где находились апартаменты наиболее выдающихся и влиятельных людей Герцословакии. Едва узорчатые двери бесшумно распахнулись и она шагнула на зеленую дорожку, устилавшую мраморный пол общего коридора, как до женщины долетели ритмы разнузданной запретной музыки – надрывался не то Элвис Пресли, не то Фрэнк Синатра. Простые смертные подобные вещи не слушали, ведь только за обладание пластинкой иностранных исполнителей они могли бы схлопотать «строгача» и получить несколько месяцев исправительных работ за «низкопоклонство перед Западом». Но то, что не дозволено быку, как известно, разрешено Юпитеру – запрет не касался тех, кто его, собственно, и налагал. Вера давно убедилась в том, что во всех социалистических странах, в которых ей довелось побывать (и в СССР, и в ГДР, и в Польше, и в Румынии, и в Венгрии), руководители государства и партии и в первую очередь их отпрыски плевать хотели на коммунистический образ жизни. Они открыто издевались над строгими законами и обитали в особом, недоступном обычным гражданам мире, полном небывалых и по большей части запретных удовольствий, импортированных с Запада. Герцословакия не являлась исключением – в то время как народу внушалось, что лучшие музыканты – местные коллективы, исполняющие народные мелодии или бравурно-патриотические композиции, элита слушала американские и европейские шлягеры.

Вера неспешно прошествовала по коридору с высоким сводчатым потолком, украшенным фресками (только вместо ангелов и херувимов на нее взирали рабочие и колхозницы), и оказалась перед дверью одной из двух квартир, что располагались на последнем этаже социалистического небоскреба: слуги народа не любили кучности, предпочитая иметь по соседству максимум одну семью. Разумеется, тоже из «высшего столичного общества».

Вера нажала на золоченую кнопку (она располагалась под бронзовой табличкой, на которой значилось «Министр внешней торговли товарищ Д. Сенкевич»), и дверь тотчас распахнулась. На пороге стояла пожилая дама, облаченная в униформу горничной – белый кружевной фартучек, накрахмаленная наколка в волосах, подобострастный взгляд.

– Добрый вечер, госпожа, – произнесла горничная и поклонилась, пропуская Веру в холл квартиры. Кстати, поясним: у представителей экарестского бомонда в последнее время стало входить в моду титуловать друг друга не «товарищем», а «господином» и «госпожой», как во времена короля, а от прислуги требовали, чтобы та отвешивала поклоны и приседала в реверансах.

Квартира не отличалась ни своими размерами, ни богатой обстановкой от пентхауза в Нью-Йорке с видом на Центральный парк: экарестские сливки общества желали, чтобы их жилища ничем не уступали апартаментам капиталистов. В квартире стоял дым коромыслом – ревела заграничная музыка, перекрываемая женским хохотом и мужскими голосами, а также звоном бокалов и тарелок. Несколько мужчин как по команде повернули голову в сторону Веры и одарили ее плотоядными взорами, а вот женщины, заметив неожиданную грациозную соперницу, недовольно сузили глаза. Господа были облачены кто во что – некоторые в смокинги с галстуками-бабочками, другие – в джинсы и ковбойки, кто-то (видимо, из представителей андеграунда) в странные балахоны. Дамы же все до единой красовались в вечерних туалетах. В воздухе витал аромат парфюма, смешанный с запахом пота. Еще экарестские леди отличались неуемным аппетитом в отношении драгоценностей – их груди, шеи и запястья украшали сверкающие камни, более уместные в Алмазном фонде, а не на вечеринке, устроенной сыном министра-коммуниста.