Елена Арсеньева - Если красть, то миллион

– Ну да, – кивнул Андрей. – Только… только дело в том, что ничего этого у меня нет. Да, честно сказать, и не было.

И тотчас кто-то сзади кошкой прыгнул к нему на плечи, повис, захватывая горло локтем и давя на хрип.

"Кто такой этот Аверьянов? – не переставая думал Джейсон. – Сосед?

Брат? Кузен?.. Друг?"

Он и сам не понимал, с чего его заклинило на этой мысли. Почему-то образ загадочного человека, подписавшего телеграмму о Сониной смерти, беспрестанно витал в сознании. Наверное, у нее были мать, отец, родственники, подруги – почему вдруг возник какой-то Аверьянов?

Потом Джейсон понял: он просто ревновал к этому человеку. Уж конечно, Аверьянов близкий Соне человек, если она именно ему доверила тайну своего несостоявшегося брака, просила известить Джейсона в случае беды. Наверное, она знала, что умрет… и получается, думала перед смертью о своем далеком поклоннике? Может быть, страдала от того, что рухнули надежды на счастливую, богатую жизнь в безмятежной Австралии?

До чего жаль эту бедную русскую девочку, которую обманула жизнь, просто смертельно жаль! Не раз и не два на глаза Джейсона наворачивались слезы. «Ну, не судьба!» – пытался утешить он себя. Однако фаталистское смирение никак не помогало, и дни его, и ночи в больничной палате, с нелепо задранной к потолку загипсованной ногой, были полны глубокого уныния.

Ужасно удручало то, что ему не суждено оказалось стать обладателем той особенной красоты, какой поразила его Соня. Наконец-то удалось понять, в чем ее сила, почему она произвела такое потрясающее впечатление. Эта красота была какой-то безусловной, вневременной, вернее – всевременной. Не просто модное,. пикантное сочетание носика, глазок, губок, а безусловная гармония. Она считалась бы красавицей в XIX, XVIII, XV веках. В XI и X, II и I. А также до нашей эры. В Древней Руси, при дворе всяких Людовиков, в Голливуде… Всегда и везде! Но не в одних лишь чертах дело, а в этом сиянии, какое излучалось взглядом, улыбкой, голосом. Лицо, которое красиво всегда, даже в слезах, даже в гневе и ярости, потому что…

Потому что!

Больше всего Джейсон сейчас жалел, что у него практически ничего не осталось от Сони. Ну, несколько листочков, исписанных неровным почерком. Ну, одно фото. Одна кассета. Каждый кадр этой записи он уже знал наизусть. И, не желая примириться с мыслью о вечной разлуке с пленившим его существом, бессознательно пытался нащупать что-то еще, искал какие-то неведомые пути, чтобы продлить, зафиксировать состояние восторга, овладевшее им при одной только мысли о ней.

Он привык тщательно анализировать свои мысли и чувства. Ну а теперь, когда он лежит недвижимо и делать больше нечего, он только думает и думает о ней. Вскоре он понял, что этот невероятный, щемящий восторг в нем вызывала не только красота Сони, но и мысль, что именно он, Джейсон Полякофф, станет единственным и полновластным обладателем этой красоты. Он вспоминал, что, еще когда жил надеждою на сей романтический брак, ревновал свою полупризрачную невесту к ее прошлому, настоящему и даже будущему. Теперь, оценивая свои эмоции, Джейсон начал понимать магометан – они держат несравненных прелестниц в гаремах, укутывая их паранджой и чадрою, не позволяя взглянуть на них ни одному постороннему оку.

В чувстве собственности и чувстве любви (а что такое любовь, как не достигший своего апогея инстинкт собственника, жажда безраздельного обладания женщиной?) европейца преобладают тщеславие и кичливость. Ему непременно надо, чтобы достоинства его возлюбленной были оценены посторонними людьми. Он выставляет ее напоказ, а потом удивляется, что красотка, привыкнув к поклонению, начинает крутить юбкой направо и налево. Человек Востока – вот истинный собственник. Ему вполне довольно той гармонии, которая воцаряется в его собственной душе при взгляде на обожаемую женщину. И восторг посторонних способен только оскорбить его, потому что разрушает эту чудную гармонию.

Джейсон вспомнил свою небольшую картинную галерею. В ней были истинные сокровища, доставшиеся от отца и деда. Ни тот, ни другой не жалели денег на картины русских художников. Разумеется, места футуристам или какому-нибудь там поп-арту здесь не было и быть не могло. Отец Джейсона высокомерно изрекал, что футуризм выдумали бездари, не умевшие держать кисть в руке. Они продали душу дьяволу, и дьявол дал им силу искусить малых сих. Что касается абстракционизма, старший Полякофф считал его отвратительным созданием тех, чья религия запрещает изображать человека.