Денек выдался так себе – без особого напряжения. После синей дамы навестили обколовшегося нарка, потом заядлого грибника – по счастью, с обнадеживающим исходом. Было также одно алкогольное отравление, одно пищевое.
Струмилин даже успел между двумя вызовами заскочить домой, переодеться в чистую рубашку и в очередной раз поддакнуть маме, что «Москвич» надо отдать бедным людям, поскольку «Раечкино наследство впрок все равно не пойдет».
Возвращаясь с Черниговской, после промывания желудка одиннадцатилетнему парнишке, опившемуся несвежей фантой, Струмилин вдруг схватил за руку водителя Саню, намеревавшегося повернуть на гору сразу у Благовещенского монастыря, и попросил проехать по Рождественке, бывшей Маяковке, причем именно там, где проходит трамвайная линия. И тормознуть возле ювелирной комиссионки по имени «Малахит».
– Уж не собрался ли ты жениться, Андрюша? – своим звучным, полновесным голосом осведомилась семипудовая красавица Валюха. – Не собрался ли ты в «Малахите» венчальное кольцо покупать?
Она обожала подкалывать Струмилина на всякие матримониальные темы.
Андрей долго пребывал в простодушной уверенности, что у Валюхи просто юмор такой своеобразный, пока Белинский по-дружески не предостерег его: это засидевшаяся в девках красотка, одержимая желанием выйти замуж – все равно за кого. Как-то так выходило, что Струмилин остался единственным холостяком на Нижегородской подстанции. Долгое время они выдерживали Валюхину осаду вдвоем с Колей Сибирцевым, да Николай вдруг прошлой осенью женился на женщине с ребенком и вел себя теперь так, словно обрел счастье всей своей жизни. Струмилину сам-друг приходилось трудновато под напором Валюхиного одиночества, но сдаваться он не намеревался. Были и у него свои причуды. Например, он полагал, что мужчина должен носить женщину на руках, а не наоборот. Слабаком он себя никогда не считал, но принять на грудь сто с лишком кэгэ… пупок развяжется, однако! Валюха иногда смирялась с полной безнадегой своей осады, а иногда снова приступала к боевым действиям. Струмилин посмеивался… и сбегал. Вот совершенно как сейчас: буркнул, мне надо, мол, пациента проведать в художественных мастерских, шесть секунд, если вызов, просигнальте мне на пейджер, я сейчас же вернусь, – и кинулся в маленькую железную дверь в стене.
Дело в том, что он совершенно неожиданно вспомнил, где видел раньше Алексея Степановича Семикопного, в просторечии Лешего.
Зрительная память у него была похуже памяти на цифры, но все-таки при экстремальных ситуациях срабатывала безотказно. Поскольку сейчас как раз такая ситуация, память и выдала на-гора информацию о том, что зимой Струмилин (он тогда в очередной раз подменял Белинского в дежурной бригаде) приезжал по вызову в мастерские Союза художников на Рождественке, где два жреца искусства основательно испортили друг другу вывески из-за хорошенькой натурщицы, «позировавшей» то одному, то другому в горизонтальном положении. Причем никто не знал, что ту же «картину» пишет и его творческий собрат. Но нет ничего тайного, что не стало бы явным, и один из художников швырнул соперника головой в мольберт. И соседи, чей творческий покой был нарушен, вызвали милицию и «Скорую».
Художников там суетилось много, однако Струмилину просто-таки пришлось обратить внимание на Лешего. Некая творческая дама, слишком уж платоническая на вид, шепнула ему, чистоплотно пожимая плечами:
– Не того били, по-моему! Вон, видите лохматого парня? Эта девка у него дневала и ночевала, из его мастерской – я сама слышала! – таки-ие неслись звуки… И вообще это здесь самый опасный человек. Натуральный половой гангстер!
Струмилин оглянулся на худощавого парнишку и пожал плечами.
Платоническая дама явно преувеличивала!
– Ну что ты хочешь, Ларочка, – хихикнул низенький толстяк с веселым лицом фавна, слышавший этот разговор. – Здесь ведь раньше, еще до революции, что было? Нумера, обычные нумера с девицами! Вот атмосфера и довлеет над нами, бедными. Приходится соответствовать!
Помнится, тогда Струмилин подумал, что в Нижнем Новгороде до революции этих самых «нумеров» существовало огромное количество. Вот, к примеру, здание их подстанции тоже когда-то предназначалось для очень веселых целей. Честное слово, исторический факт! А потом избитый начал подавать признаки жизни, и Струмилин напрочь забыл и о нумерах, и о лохматом «половом гангстере». Вспомнил только сегодня.,.
Читать дальше