Наталья Андреева - Я стану тобой

– Это еще что за хрень? – выругался Кит. – Обрыв на линии, что ли? Здесь такое часто бывает.

– Что же делать? – пискнула Машенька.

– Свечку зажигай!

– А где она?

– В буфете. А спички на полочке, в кухне.

Машенька нашла в буфете свечу, потом, натыкаясь на углы, побрела на кухню за спичками. Было слышно, как она шарит на полочке. Что-то упало, Машенька ойкнула:

– Мои руки! Здесь пыльно! И темно! Я ничего не вижу!

– Да там они! Ищи!

Наконец она нашла спички и зажгла свечу. Дрожащий огонек поплыл из кухни в большую комнату.

– Открой же мне дверь, – взмолилась Машенька. – Я, кажется, еще один ноготь сломала. Ужас какой-то. Конец света.

– В точку: свету конец. Провода оборвало.

– Да я не о том! Дверь открой!

– Ага. Сейчас.

Кит, не выпуская из рук заряженного ружья, подошел к двери в маленькую комнату, но вынуть тяжелый стул, заблокировавший ее, опять не успел. Они с Машенькой услышали, как кто-то вошел в избу. Разглядеть, кто именно, мешала цветастая занавеска, да и света было маловато. Машенька с Китом переглянулись и оба застыли в напряжении. Она приложила к губам указательный палец. Он молча кивнул и стиснул ружье.

Там, в кухне, стояла тишина. Кто-то затаился в темноте. Было слышно, как тикают часы. Когда так тихо, да еще и темно, делается страшно. Очень страшно. У Машеньки задрожали губы.

– Эй, психи, где вы там? – раздался вдруг голос Тычковского.

Послышались шаги, занавеска отъехала в сторону. Тычковский прищурился и замер в дверном проеме: на него смотрело дуло охотничьего ружья.

– Сюрприз, – хихикнула Машенька. Ей сразу стало легче. Тайна раскрыта: это всего лишь он, незваный гость. Столько было пережито со вчерашнего вечера, что Машеньке казалось, будто они давние знакомые, такие же, как с Лидией и Китом. Она его уже не боялась.

– Оно не заряжено, – хрипло сказал Тычковский, глядя на ружье так, будто хотел его загипнотизировать, и на всякий случай не двигаясь с места.

– А ты проверь! – оскалился Кит.

– Значит, патроны и в самом деле были в доме?

– Точно! Только ты бы их все равно не нашел! Ведьма деньги прячет, и я тоже не лыком шит. И у меня тут есть тайничок, только вы до него хрен доберетесь. Патронов там – завались! Хочешь проверить – валяй. Дернешься, я стреляю. Отнесем тебя в чулан, к покойникам. Хочешь?

– Может, не надо? – неуверенно сказала Машенька. – Он вроде бы хороший.

– Хорошим он станет, когда помрет. Вот как Микошка. Сколько он нам крови попортил, пока был жив, а сейчас его вроде даже жалко. И этого надо туда же отправить. К мертвецам. Так спокойнее.

– Не спеши, – все так же хрипло сказал Тычковский, сторожа каждое движение Кита. – Это не в твоих интересах.

– Он прав, а? – подмигнул Машеньке Кит. – Надо соблюдать очередность. Сказал же: первую Лидку, суку, грохну. Где эта ведьма? Я ее сейчас пристрелю!

– Ты же обещал! – отчаянно закричала Машенька.

– Тебя обманули, дура, – грубо сказал Тычковский, по-прежнему не двигаясь с места. Его взгляд не отрывался от ружья, которое держал в руках Кит. – Он и тебя убьет, если помешаешь ему чинить расправу.

– Точно! – гулко, как в бочку, расхохотался Кит. – Меня бабы всю жизнь имели, а теперь я их буду иметь! Лидия Ивановна, заходи! Не прячься! Все равно найду! И темнота не поможет! Конец тебе, ведьма!

– Поздно, – усмехнулся Тычковский.

– А ну, отойди с дороги! – Кит повел дулом ружья. – В сторону! Лидия Ивановна! Где ты там?

– Лида, беги! – взвизгнула Машенька.

– Она уже никуда не убежит. Я ее убил, – спокойно сказал Тычковский.

Машенька ахнула и закрыла ладошкой рот.

– Я убил ее, – повторил Тычковский. – Потому что так было надо.

– Неужели же я ошиблась? – прошептала Машенька. – Нет, не может быть…

– Я ее убил, – в третий раз сказал Тычковский. – До некоторых, я вижу, доходит медленно.

– Врешь! – заорал Кит.

– Иди посмотри. Зарубил топором. Она мне надоела. Не то чтобы мне очень хотелось, просто она путалась под ногами и все время права качала. Это было скучно. Даже удовольствия не получил. Так что, мужик, опусти свое ружье. Ты теперь вдовец, радуйся. Я весь в ожидании твоей благодарности.

Кит растерялся.

– Маша, глянь, врет он или нет? – сказал он. – А ты иди сюда. Сядь. Коли врешь – твоя пуля первая.

Тычковский прошел в комнату и вальяжно развалился в кресле, стараясь казаться спокойным. На самом деле весь он был как сжатая пружина, готовая в любой момент распрямиться и больно ударить. И по-прежнему сторожил каждое движение Кита.