Ольга Володарская - Неслучайная ночь

– А я пока налью тебе еще шампанского.

Мичурина кивнула, затем потянулась к ноутбуку, который уже выключила и убрала в сумку. Теперь пришлось его снова вытаскивать и включать. Наконец Ульяна открыла файл с романом и спросила:

– Тебе что конкретно зачитать?

– Самый страшный момент.

– Хорошо. Только сразу предупреждаю: я не Стивен Кинг, у меня очень страшно не получается…

– Давай.

И Ульяна начала:

– «Ночь была такой черной, что мрак казался почти осязаемым. Наталья…» Это главная героиня, – пояснила Ульяна. – «Наталья выдернула руку из-под подушки и сделала пальцами хватательное движение. Но нет, в ладони ничего не осталось, хотя подушечки пальцев на мгновение ощутили мягкость и тепло. Темнота была похожа на растопленный гудрон. Не раскаленный, но и не застывший. Теплый, податливый. В детстве она жевала такой вместо «Орбита»…» – Тут Ульяне показалось, что выбрала для прочтения совсем не тот абзац, и она перескочила на другой: – «В квартире стояла абсолютная тишина. Как будто вымерли все соседи, остановились настенные часы, сломался холодильник, а кран, подтекавший последние две недели, сам собой починился. Наталья стояла в прихожей, придавленная тишиной, и мечтала об одном – чтобы раздался какой-нибудь звук. Хоть какой! Пусть грохот сорвавшегося с дюбелей кухонного шкафчика, пусть шипение вырвавшейся из трубы воды или скрип открывшейся двери, все равно. Лишь бы не чувствовать себя оглохнувшей от этой тишины! И Наталья дождалась. Когда безмолвие стало давить на барабанные перепонки, она уловила тихие шаги. Такие тихие, что сначала решила, что слышит не шаги, а пульсацию крови в собственных висках. Но с каждой секундой звук становился отчетливее. Он приближался…»

– Это к ней кто-то крадется? – азартно спросила Диана.

Ульяна приложила палец к губам, как бы говоря – помолчи, не мешай. И продолжила, перескочив через абзац:

– «Горло Натальи сдавили ледяные пальцы. Она охнула и левой рукой (правой она держалась за стену) стала отрывать их от своей шеи. Но пальцы оказались такими сильными и цепкими, что сжимали горло подобно тискам. Избавиться от них не было никакой возможности! Наталья начала задыхаться…

– Милая… – услышала она сквозь гул в ушах испуганный голос супруга. – Наташа, ты чего?

Она хотела крикнуть мужу: «Помоги! На меня напали!», но из горла вырвался только сдавленный хрип.

– Ты с ума сошла? Что ты делаешь? – долетело до нее.

Больше Наталья ничего не слышала. Она потеряла сознание. А когда очнулась (к действительности ее вернула страшная вонь – муж сунул ей под нос ватку с нашатырем), поняла, что в квартире была с ним вдвоем. На нее никто не нападал…»

– Как никто? – перебила Диана. – А кто же ее душил?

– Когда супруг Наташи, – пояснила Ульяна, – вошел, то увидел страшную картину: одной рукой его жена сжимала свое горло, а второй пыталась оторвать собственные пальцы от шеи».

– Ах, вон что! Паранойя, да?

– Пока не знаю. Но возможно и психическое расстройство.

– А как вариант?

– Психотропные препараты, тайком добавляемые в пищу.

– Лучше первое, так страшнее.

Ульяна кивнула. Определенно так страшнее. В том числе автору. Сейчас, когда она зачитывала Диане отрывок, ей было не по себе. Но в то же время Мичурина ощущала совершенно необъяснимое желание погружаться в этот ужас еще и еще…

– Ну что, пошли спать? – проговорила Диана, зевнув.

– Иди, а я еще поработаю. Как-то вдруг проснулось вдохновение.

– Да ради бога! Работай… – Диана поднялась, с хрустом потянулась. – Книжку твою непременно прочитаю. Интересно. – И, помахав на прощание, сказала: – Пока, мне спокойной, а тебе плодотворной ночи. И спасибо, Ульяна. Мне было приятно.

– Да, пока, – вслед ей сказала Мичурина.

Едва фигура Дианы слилась с темнотой, она водрузила ноутбук на стол и ударила по клавишам. Мысли и эмоции так и переполняли ее!

Она писала и писала, не в силах остановиться. Паузы, которыми Ульяна разбавляла творческий процесс, были незначительными. Писательница делала глоток шампанского, ставила стаканчик обратно на стол и возвращалась к своему роману.

Писать его было очень страшно. Мичуриной казалось, будто она слышит все то, что слышит ее героиня: и крадущиеся шаги, и загадочный шепот, и далекий, заунывный плач. А когда там, в романе, наступала тишина, то давила ей на уши с такой силой, будто хотела разорвать барабанные перепонки и ворваться в черепную коробку черным, всепоглощающим вихрем. Едва это состояние становилось нестерпимым, Ульяна трясла головой и хлопала себя по щекам. И помогало! Обретя способность слышать звуки окружающего мира – плеск волн и шум ветра, – писательница успокаивалась. Но проходило несколько минут, и страхи возвращались. Как и шаги, голоса, плач. А перед глазами мелькали какие-то тени. То справа, то слева наплывал туман. За спиной концентрировалась и приобретала разнообразные очертания чернота. Но когда Ульяна резко оборачивалась, мрак становился однородным, химеры успевали «рассосаться»…