Елена Яковлева - Маньяк по вызову

- Еду, еду! - обрадованно заорала я и с готовностью нырнула в предупредительно открытую заднюю дверцу. Плюхнулась на сиденье и сконфуженно сказала:

- Извините, я вас не сразу узнала.

- Бывает, - пробормотал поэт-песенник, трогаясь с места и глядя в зеркало заднего обзора, потом поинтересовался:

- А как вы здесь оказались?

- Из Москвы ехала, а электричка застряла, говорят, где-то на пути авария, - выдохнула я, жутко счастливая тем обстоятельством, что мои мытарства благополучно подходят к концу.

- Авария? - уточнил поэт-песенник. - Наверное, опять грунт осыпался, предположил он, - в прошлом году уже такое было, после дождей. - Он повертел ручкой приемника, и салон наполнился звуками музыки. Широкорядов прибавил громкость и осведомился:

- Что, нравится?

Я вежливо сосредоточилась на льющихся из приемника звуках, но ничего толком не поняла. Тонкий женский голосок выводил заунывную мелодию.

- Мои стихи, - самодовольно пояснил поэт-песенник.

Я сосредоточилась в другой раз, уловила традиционный набор рифм "любовь-кровь-вновь", а также "подожди-дожди-впереди" и из последних сил выдавила из себя улыбку, довольно кислую, по всей вероятности. И чтобы поэт-песенник не счел меня невежливой, призналась:

- Я не такая уж меломанка, медведь на ухо наступил.

- Ну а к поэзии как относитесь? - не унимался Широкорядов.

Этот вопрос застал меня врасплох, потому что считать поэзией то, что тоненький голосок выводил под фонограмму, мне не позволяло мое приличное гуманитарное образование.

- К поэзии? - Я тоскливо взглянула сквозь стекло автомобиля. По моим прикидкам, до Дроздовки нам предстояло добираться еще минут десять. Честно говоря, ввязываться в литературную дискуссию мне совершенно не хотелось, вдруг да скажу что-нибудь нелицеприятное, а оскорбленный Широкорядов меня за это высадит в чистом поле. Тогда уж мне придется ночевать даже не на скамейке, а под кустиком.

В общем, я отделалась ничего не значащими фразами, а поэт-песенник переключился на тему недавнего пожара, свидетелем которого мы стали, и извинился за выходку Лизы. Меня так и подмывало расспросить о последней поподробнее, но, как и подобает воспитанной девушке, я задушила свое нездоровое любопытство еще в зародыше.

Скоро мы уже были на маленькой площади возле платформы Дроздовка, где поэт-песенник ненадолго остановился, чтобы купить сигареты в круглосуточном киоске, где дежурил все тот же веснушчатый Сеня. Пока Сеня отсчитывал Широкорядову сдачу с пятидесятирублевой купюры, они обменялись короткими фразами об аварии на железной дороге и удушающей жаре. А еще Сеня спросил, как Широкорядову понравилось шампанское, которое тот покупал у него на прошлой неделе.

- Шампанское? - Похоже, Широкорядову пришлось вспоминать. - Да вроде бы ничего... - И, помахав Сене рукой, сел за руль.

Потом испросил у меня разрешения закурить и жадно затянулся.

Оставшийся отрезок пути мы проехали в полном молчании, а когда автомобиль поравнялся с поэтовой дачей, стоящей слегка на отшибе, я сказала, что дальше доберусь сама.

- Ну нет, - возразил поэт, - я довезу вас до самого дома, тем более что у нас здесь такие дела творятся...

Я не стала возражать. Машина медленно, на первой передаче, поползла вдоль заборов, а я от нечего делать уставилась в окно. Банкирская дача тонула в кромешной тьме - то ли неутешный вдовец завалился спать с вечера, то ли остался ночевать в Москве, - а вот недостроенная, та, на которой позавчера случился страшный пожар, напротив, просто расцвела огнями. Впрочем, здесь я немного преувеличиваю - особенной иллюминации не было, но на веранде и в двух окнах второго этажа свет точно горел. Так же, как и на даче Нинон, которая, наверное, места себе не находила, беспокоилась за меня.

- Ну все, приехали, - объявил поэт-песенник, - а вы мне так и не сказали, как относитесь к поэзии.

Я заметила тень, мелькнувшую в окне первого этажа, - это Нинон, услышавшая шум мотора, приникла к стеклу, - и выпалила:

- Все зависит от поэзии. Хотя даже самая лучшая, на мой, конечно, абсолютно субъективный взгляд, напоминает секс по телефону.

- Это как? - Широкорядов был откровенно заинтригован.

- Очень просто. Мне кажется, что поэты - это люди, которые предпочитают описывать чувства, а вовсе не испытывать их.

- Интересное мнение, - почему-то серьезно отозвался Широкорядов.

Я вышла и торопливо пошла к дому. И только на ступеньках террасы меня осенило: не примет ли Широкорядов такую мою сентенцию за намек?