Если у нас с Алессандро и есть что общее, так это любовь к Луизе — чувство для меня запретное. Если и есть что общее у нас с Джованной, так это надобность сохранить наши жизни. Именно это желание двигало мной тогда, когда я решился на первую встречу с ней. Сохранить жизнь — значит вырваться отсюда, получить возможность начать все сначала. А ведь сейчас сюда примешивается и опасность. Один из пяти столпов жизни.
Положим, я пойду. Чего мне тогда ждать? Без понятия. С той минуты, как я приехал в Неаполь, предугадать что-то стало невозможно. И все же с каждым днем я осознаю: просто в Неаполе чувства превалируют над разумом. Если бы на самом деле городом правила непредсказуемость, то кто бы смог в нем жить? Коренные неаполитанцы, и никто больше. Сомневаюсь, что семейство каморры очень уж отличается от всех других семейств: преступная жизнь не делает скидок домоседам и обывателям. Чарующая сила, восторженные сказки и легенды, романтика — все это выдумки Голливуда, газет, бульварных романов. По мне, так нет ничего более зловещего, чем могущественная бабуля, которая верховодит семейством никому не доверяющих параноиков, в большинстве своем женщин, где отличием от неблагополучных семей, с какими я еще недавно сталкивался по службе, является страх Джованны.
Адрес указывает на Форчеллу. В самом конце Спаччанаполи. Неприветливый район, где царят бедность, теснота, грязь. Раньше как-то я проходил здесь, разыскивая Замок Капуано, где прежде работал Алессандро. И хотя на этот раз я, кажется, выгляжу не совсем туристом, мое присутствие внимательно отслеживается молодыми людьми, сидящими тут и там на здешних улочках. Они сутулятся так устало, что, того и гляди, сползут наземь. Только все это поза: парни задиристо, вызывающе расслаблены. Им сам черт не брат. Я то и дело натыкаюсь на них и обхожу вальяжных молодчиков стороной. Темные глаза следят за мной из-под темных бровей. Стараюсь не заблудиться, то и дело сверяясь с запиской Джованны. А себе твержу: вот это я и имел в виду, мечтая о новых ощущениях.
Улицу я наконец отыскал, после того как дважды сворачивал не туда и раз забрел в тупик, отчего сердце мое заколотилось сильнее. Улочка оказалась самой узкой из всех попадавшихся на пути, даже одной машине не проехать. На веревках, тянущихся от окна к окну, вывешено на просушку белье, и небо видится как бы через решетку. Наступающий вечер ни на градус не ослабил африканскую жару. И все же по мере приближения к месту, указанному в записке, холодок пробирал по плечам и сбегал по спине.
Саварезе — это не просто семейство, о котором в округе идет дурная слава. Саварезе стоят на вершине зловещей пирамиды неаполитанской организованной преступности. В последние два часа я, похоже, совсем упустил этот факт из виду или, во всяком случае, забыл, чем он чреват. Вот и стал заложником собственного воображения: не реальная опасность, а игра — будоражащее, упоительное, ни с чем не сравнимое ощущение.
Я обнаруживаю, что дом номер четырнадцать — жалкое, ветхое строение. Иного я и не ждал — в этом районе Неаполя нет места для роскоши, — но представлял себе по крайней мере квартиру с окнами повыше тротуара, так или иначе защищенную от нападения хулиганов, а то и кого-нибудь посерьезнее. С другой стороны, может, квартира, расположенная в полуподвальном помещении, как раз подходит для таких целей. Каморра не вовлечена в крупный международный бизнес наподобие сицилийской мафии, ее все еще пополняет класс работающих горожан, у которых множество дел: наркотики, вымогательство, «крышевание» тех, на кого насели посторонние рэкетиры.
Номер дома выведен на стене, и я понимаю, что достиг цели, за несколько секунд до того, как оказываюсь перед открытой дверью. Есть шанс разыграть драматическое появление на пороге, за спиной сгущаются сумерки… Собираюсь с духом, во всяком случае, я убеждаю себя: соберись с духом.
Первый, кого я вижу, — Джованна: сидит за большим столом посреди комнаты и читает книгу. У плиты женщина, которую я смутно припоминаю по галерее для публики в зале суда. Никаких признаков Еугении Саварезе.
Джованна поднимает голову, услышав мой стук в дверь. Выражение лица у нее серьезное, взгляд твердый. Может, она жалеет, что затеяла это, и хочет, чтобы я ушел? Стараюсь улыбнуться. Джованна резко оборачивается и что-то говорит женщине у плиты. Та оглядывается, вытирая руки тряпкой. Войти меня не приглашают. Торчу в дверях, осматривая комнату. Четыре узкие кровати у стен. Над одной из них три открытки, одна с видом Нью-Йорка. В углу на современнейшей компьютерной консоли, вделанной в стену, покоится громадный телевизор с широченным экраном. Не могу себе представить Джованну увлеченно играющей в компьютерные игры.
Читать дальше