Борис Яроцкий - Прогнозист

"Неужели его люди засекли меня в ЦДЖ? - подумал Фидель Михайлович, и в душу заползла тревога: товарищ полковник не из тех, кто попусту разводит бодягу. - А может, нас вместе видели в ожоговом центре?.. Нет, это невозможно!"

Фидель Михайлович ждал, что в конце-концов товарищ полковник заговорит по существу - об Олежке. Но о мальчике он не обмолвился ни словом. И ни звука о поездке в Мадрид.

48

Пока страна бурлила возмущением, в семье Лозинских тоже произошло важное событие, по значимости ( для семьи) оно оказалось важней, чем обвал рубля.

На окраине Смоленска умирала баба Нюся. Телеграмму "Бабушке плохо. Просим Аню срочно приехать" отправила соседка. Так было заранее обусловлено.

Ананий Денисович отложил все текущие дела - важные и даже очень важные. Завидную энергию проявила Дарьяна Манукяновна: к шести утра "Тойота" была загружена всем необходимым, что требовалось для похорон, включая гроб. - Доктора берем? - спросил Ананий Денисович. - Обязательно, сказала супруга и уточнила: - но при нем главного касаться не будем. - А он что - не догадывался? Халву-то он привозил? - Шеф намекал,что в халву были запряттаны блиллианты. - Я его займу разговором, - сказала Дарьяна Манукяновна, - а ты с мамой попрощаешься. Если не опоздаешь.

На том и порешили. С выездом, как бывает в спешке, задержались. Солнце уже палило во всю, асфальт чуть ли не плавился, когда кавалькада из трех машин покинула Москву. Впереди "Тойота" с похоронными принадлежностями и двумя охранниками, за ней - "Волга" с супругами Лозинскими и доктором, за рулем Глеб-высокий. Замыкал колонну "Мерседес" с затемненными стеклами, в нем находились Глеб-не очень и двое молодых телохранителей из недавних десантников.

Во второй половине дня все три машины зарулили в тенистый переулок. Остановились под старым дуплистым кленом. Охрана по команде Анания Денисовича рассосредоточилась по косогору так, что домик бабы Нюси оказался в центре оцепления.

У калитки московских гостей встретила бабинюсина соседка, пожилая толстуха с добрыми бесхитростными глазами, в прошлом детсадовская няня. В последний год она ухаживала за бабой Нюсей и её примитивным хозяйством: по утрам выпускала из сараюшки трех курочек и горластого серебристого петушка, доила козочку, изредка варила борщ или гречневую кашу, словом, помогала бабке, за деньги, разумеется, - и тем самим пополняла свой скудный пенсионный бюджет. У неё на шее сидел сорокалетний сын-алкаголик, бредивший найти клад и тем самим сказочно разбогатеть. - Ну как? - деловито осведомился Ананий Денисович. - Пока ещё в сознании, - ответила та. - Отец Григорий приходил, исповедал. - И что она? - Призналась, что грехов у неё нет и никогда не было. - Это верно, - ответил сын с гордостью за мать.

И соседка как запела: - Истинныйбог,безгрешная,молочкомда кашкойперебивалась.Пенсию экономила, чтоб при случае помочь сыночку.

Соседка семенила рядом с Ананием Денисовичем, по-собачьи преданно заглядывая в рыжее, полное скорби лицо. - А вот я - грешная, но тоже скудно питаюсь. У меня же сыночек, единственный. Жалко ребеночка. Пьет, сволочуга... А пенсию ваша мама со мной делила. А я ей: ты, милая, на смерть откладывай. Сейчас-то хоронют как - гробики картонные, лишь бы до ямы...

Пока они поднимались к домику, в котором многие годы обитала баба Нюся, соседка успела поведать, как бабушка ждала любимого сыночка. ":Пока не увижу Аню, - передавала соседка бабкины слова, - нельзя мне отдавать богу душу".

Дождалась. Ананий Денисович распахнул покосившуюся дверь и... чуть было не задохнулся: спертый застоявшийся воздух, пропитанный старым давно не мытым телом, ударил в лицо. В последнее время, несмотря на знойную погоду, бабу Нюсю знобило и она просила соседку плотнее прикрывать дверь. Окно, выходившее в сад, ещё с осени оставалось законопаченным.

Хозяйка домика лежала на узкой солдатской кровати, под стеганым теплым одеялом. В углу перед иконкой горела лампадка. Запах сгоревшего конопляного масла пропитал не только вещи, но и стены. Из-под белой косынки на вошедших уставились два маленьких зрачка. - Здравствуй, мама.

Старуха промолчала. Потом еле слышным шепотом произнесла: - Я... жду своего Аню. - Так это же я, мама! - воскликнул Ананий Денисович. - Аня... он в Москве.

Умирающая не узнавала сына. Это обстоятельство усложняло обстановку. На лице Анания Денисовича появилась брезгливая усмешка: если не узнает, зачем тогда было сейчас сюда ехать? Но ехать было нужно. Здесь в тайниках скопилось ценностей не на один миллион долларов. - А где Аня?