Владимиp Югов - Человек в круге

Теперь майор выговаривал мне, что в мой адрес иногда от Семенова, из его родной Рязани, где он устроился заведующим заводского какого-то клуба, идут ведь письма?

Железновский глядел на меня в упор и как-то снисходительно покачивал головой.

- Впрочем, - сказал он, - я так и не ответил, кого встречаем. Встречаем, мой друг, самое высокое наше начальство. Конечно, не знаем, кто прилетит. Не сам. Но дело - серьезнейшее. Сбежал-то не Смирнов, шофер пусть и первого класса. Сбежал - комендант. Ты шурупаешь?

- У вас - что? Никто и никогда не сбегал? Я читал...

- Ты поменьше читай. Я имею в виду, о таких вещах... Так вот: такие не сбегали! И что хочу сказать, я рад. - Нагнулся ко мне и задышал водочным перегаром - пожалуй, был слишком пьян для таких слов. - Знаешь, почему я рад?

- Знаю. Ты хочешь отличиться. Там, где ты был, начальства много. А здесь ты да полковник Шмаринов.

Железновский резко повернулся ко мне, взял меня слегка за грудки. Я оттянул от себя его руку.

- Ну, ну! - усмехнулся он, возвращая машину в чуть заметный след. Ты, брат, в историю лезешь.

- Я не лезу в историю, - раздельно, почти по слогам сказал я. Только не люблю, когда меня берут за грудки и снисходительно предлагают дружбу, прямо скажем, невысокого качества.

- Обиделся! - засмеялся он. - Конечно, обиделся... Но ведь и я на тебя обиделся... Если по-честному говорить, туда ему, подонку, и дорога! Пусть сбежал! Нам с тобой лучше! Ты ведь с его женой танцевал в Доме офицеров. И оглядывался: нет ли рядом мужа?.. У меня ее из-под носа увел, старшина!

- Погоди, погоди! Ты был тогда в гражданском?

Я все сразу вспомнил: как был на танцах (политотдел выделил мне "вольную": хотя я служил срочную, но ведь был на майорской должности, получал офицерские деньги и по выделенной этой "вольной" имел право посещения, причем в любое время дня и ночи, всего гарнизона), как упоенно танцевал и как у какого-то шмакодявки гражданского увел из самых его рук очаровательную женщину. Если это был он, Железновский, и он знает, что она жена коменданта, сбежавшего за кордон, то, следовательно, мы с ним ее знаем. И если это была она, трудно представить, как от такой женщины можно куда-то бежать?

"Додж" вкатил на дурные земли. Конечно, я не знал этого слова "бедленд". Я не знал английского языка. Железновский знал и это слово, и говорил по-английски и по-французски. Я не знал тогда, что он сын известного генерала. Даже известный генерал не мог оградить его после проступка, который совершил Железновский. Пришлось снять с него звездочку и отправить сюда, в ад и пекло, где, как пишут, местный сухой юго-западный или южный ветер, направленный из Афганистана в районы Западного Памира и верховий Амударьи, ветер, называемый афганцем, нещадно несет вам в лицо сухую пыль и угнетает не только вялую жалкую растительность, но и любые, даже самые сильные человеческие души.

Уже сотни людей трудились тут, превращая почву, взятую эрозией, в ровную накатанную площадку.

- Пошли! - коротко скомандовал мне майор Железновский. - Найдем сейчас, - довольный смешок, - найдем коротким способом, тех, кто за этих лошадок отвечает... Браво, уже бежит первый!

Действительно, к нам быстрым шагом направлялся человек в военной форме. Это был кругленький сдобненький подполковник в новой, плохо сидящей на нем форме. Не доходя до нас метров десять, подполковник перешел на смешной строевой шаг и, неловко остановившись перед Железновским, неумело приложил руку к козырьку уже потной фуражки.

- Товарищ майор, - затрубил он неожиданно приятным баритоном, команда номер семь к работам приступила два часа назад. Докладывает подполковник Штанько.

По всему было видно, что Железновский доволен собой, своим положением.

- Бросьте, подполковник, циркачить, - заурчал начальственно он. Если уж в запасе соскучились по строевой, то - после всего этого... - И обвел царским взглядом все окрест.

- Слушаюсь!

Штанько стал демонстрировать отход, но толстые его ножки запутались в принесенной сюда ветром перекати-траве, он едва не упал, но не терялся и пробормотал:

- Простите, товарищ майор! Извините мне мою неловкость... Я все равно слушаю ваши указания.

- Вы кто по специальности?

Железновский все-таки был человеком - он помог Штанько удержаться на ногах, поддерживал его теперь, заглядывая в лицо.

- Я инженер, - Штанько, наконец, ловчее устроился на этой дурной земле, он отряхивался. - Точнее - главный инженер. Еще раз - простите мою неловкость... Всегда у меня так! О вашей строгости мне говорили и, поверьте, я все сделаю, что в моих силах. Вы, наверное, видите уже...