Патриция Хайсмит - Крик совы

— Проходите, — предложил он этому человеку, показывая, чтобы тот вошел в автобус первым.

— Уинкуп? — спросил тот, по-прежнему держа его за плечо.

— Да он это, он, — сказал второй из-за его спины.

Грег посмотрел по сторонам. Бежать, вырываться, стрелять — бесполезно. К глазам его подступали слезы, горло перехватило, хотелось истерически кричать.

— Вы задержаны, Уинкуп. Пройдемте, — рука человека в шляпе спустилась с плеча Грега и крепко обхватила его запястье. Второй шел сзади, не вынимая руки из кармана пиджака. Они подошли к черному автомобилю с яркой желтой полосой, который стоял у обочины. Здесь у Грега потребовали револьвер, и он вынул его из кармана и отдал. Кивком головы ему приказали сесть в машину. Он сел на заднее сиденье вместе со вторым полицейским. К ним присоединился третий; улыбаясь, он уселся рядом с водителем. Все трое начали обсуждать Грега, словно он был зверь, которого им удалось подбить. Сидевший за рулем посмеивался. Они упоминали какого-то Липпенхольца.

— А этот доктор, похоже, умрет, — сказал кто-то из них. — Гм-м.

Тот, кто сидел рядом с водителем, слегка повернулся и несколько секунд спокойно улыбаясь, разглядывал Грега. Грег не отвел глаза. Он свое еще не сказал. А сказать ему есть что.

— Что, Уинкуп, в Нью-Йорк собрался?

— Да, — ответил Грег.

— А кто там у тебя? — улыбаясь, издевательским тоном спросил сидевший рядом с водителем.

— Приятели. Полно приятелей — ответил Грег.

— Кто?

Грег промолчал. Прежде он никогда не бывал в полицейском участке в Лэнгли, даже не помнил, чтобы случалось проезжать мимо. Его провели внутрь, мимо дежурного, который сидел за столом в холле, потом повели налево в комнату, где за длинной конторкой работало несколько полицейских, они были в одних рубашках.

— Грегори Уинкуп, — объявил один из тех, кто привел Грега.

— Только что задержан на автобусной остановке.

Все подняли головы. Полицейские с интересом разглядывали Грега.

— Сообщите ребятам в Риттерсвиль. Скажите Липпенхальцу, — распорядился второй из сопровождавших Грега.

Потом один из полицейских, сидевший за конторкой, взял большую тетрадь и присел за стол в конце комнаты. Он записал фамилию Грега, его возраст, адрес, место работы и фамилию того, у которого он работает. Двое полицейских в штатском остались послушать, третий отошел, словно ему все это наскучило. Грегу приказали сесть на скамейку, и один из тех, кто его задержал, начал задавать вопросы. Где он провел последние дни? В Плимтоне, в гостинице, милях в пятнадцати от Лэнгли. Это он стрелял в окно доктора прошлой ночью? Да. И он же стрелял в окно дома Форестера в Лэнгли? Да. Дважды? Да. Грег отвечал с вызывающим видом, кивая головой при каждом «да». Те две недели, когда его искали, он был в Нью-Йорке? Да Где жил? В гостинице. В какой гостинице? Грегу надоело, вопросы были нудные. Его от них мутило, как на школьных уроках, когда от него требовали, чтобы он назвал пять самых больших рек в Южной Америке или главные горные хребты Соединенных Штатов. Он говорил монотонным, не своим голосом.

— Можно мне выпить? — попросил Грег. — Мне это поможет. Соображать будет легче.

Допрашивающий слегка улыбнулся и обратился к полицейскому за столом.

— Стью, как ты считаешь, дать ему выпить? Я думаю, можно, а?

— In vino Veritas [3] Истина в вине (лат.) , как говорится, — сказал сидевший в одной рубашке Стью. — Посмотри там, в шкафчике, наверно, что-нибудь найдется.

Допрашивающий пошел в угол комнаты и вернулся, на ходу наливая виски в бумажный стаканчик.

— С водой?

— Нет! — Грег с благодарностью взял стакан. Одним глотком выпил сразу половину.

— А теперь главный вопрос! — сказал полицейский в штатском. — Что произошло в тот вечер на реке, когда вы подрались с Форестером?

Грег с минуту молчал.

— Кто начал первый? Вам, Уинкуп, дали выпить, так что язык у вас должен развязаться. Если вам надоели мои вопросы, то в Риттерсвиле вам зададут в тысячу раз больше. Так кто начал первый?

— Я — ответил Грег. — Я хотел его проучить, а он хотел меня убить. Все норовил затолкать меня в воду, и два раза ему это удалось. Во второй раз я еле выбрался. А Форестер к тому времени скрылся. Я, наверно, стукнулся головой обо что-то в реке, потому что был вроде как не в себе, хоть на ногах и держался. А потом совсем очухался, оказалось я уже иду по дороге.

— По какой дороге?

— По Речной. Машины моей я не нашел. Хотя не помню, может, и не искал. Просто тащился по дороге, а потом… потом я разозлился. И решил: раз Форестер старался меня убить, притворюсь что ему это удалось. Пусть его обвинят в убийстве. И поделом, — гнев был Грегу на руку, он будоражил его, как виски. — Ну ясно, я тогда толком ничего не продумал. Я ведь долго еще как под амнезией находился, — эта фраза прозвучала солидно и убедительно. Он часто обдумывал ее в последние три недели и представлял, как произнесет, когда понадобится.