Патриция Хайсмит - Игра на выживание

Ключ от гаража надлежало искать в ячейках, расположенных за конторкой портье. В конце концов он все же был найден, дверь открыта, электрический выключатель нашарен и повернут, и протиснувшись бочком вдоль переднего бампера чьей-то машины, Теодор добрался-таки до багажника своего автомобиля и достал из него плед. Его машина была буквально втиснута между двумя другими машинами, и разделявшее их расстояние было столь мало, что, казалось, между ними было невозможно просунуть даже палец.

— Я не хочу, чтобы вот эту серую машину передвигал кто-либо, кроме меня, вам ясно? — сказал Теодор мальчишкам. — Если её нужно будет отогнать, то зовите меня в любое время.

— Si, сеньор.

Ключи были у него, а автомобиль был поставлен на тормоз, но он уже не однажды видел своими глазами, как машины переносили на руках или просто таранили, убирая с дороги, если не удавалось найти владельца. Преодолев три крутых лестничных марша, миновав два этажа, обитатели которых каждый по-своему готовились к отходу ко сну, он, в конце концов, добрался до третьего этажа, где повернул налево и направился к своему номеру.

Рамон стоял у окна и глядел на улицу — хотя никакого особого вида из него не открывалось.

— Рамон, я принес одеяло! — сказал Теодор, расстилая плед на кровати. Он бы с радостью предложил почитать газеты или взглянуть на книги, привезенные им с собой, но тусклого света единственной лампы, стоявшей на тумбочке у кровати, было явно не достаточно для того, чтобы сразу двое людей занялись чтением. Собравшись с духом, Теодор положил руку Рамону на плечо. — Идем спать. Ты простудишься, стоя здесь на холоде. Ведь мы все-таки в горах, на высоте семи тысячи футов. — И когда Рамон с готовностью обернулся, добавил: — И, ради Бога, выпей ты эту дурацкую таблетку. — На этот раз Теодор держал таблетку наготове.

— Нет, Тео, спасибо. У меня не болит голова.

— Но я же вижу, что это не так. Ты ляжешь в кровать, и за всю ночь не сомкнешь глаз! Рамон, что ты пытаешься доказать?

В воздухе повисло тягостное молчание. Рамон отправился в ванную чистить зубы. Затем он вернулся, неслышно ступая в своих стоптанных серых шлепанцах, и растянулся на кровати поверх одеяла. Создавалось такое впечатление, будто бы он специально старается простудиться, или же намеренно добивается для себя ещё большего физического дискомфорта.

— Давай, Тео, продолжай. Скажи, о чем ты думаешь, — проговорил Рамон.

Теодор думал о многом, но ему было непросто подобрать нужные слова, чтобы выразить переполнявшие его чувства.

— Я думал об одном нашем разговоре на тему религии, как… организованного притворства. Рамон, ты помнишь?

— Нет, не помню. — безразлично отозвался Рамон.

Теодор засунул руки в карманы своего халата и поежился.

— Это было тем самым вечером, когда мы с тобой прогуливались вокруг Центральной площади, а потом поднялись на крышу отеля «Мажестик». Ну там, выпить кофе и чего-нибудь покрепче. — Но, похоже, и этот эпизод Рамону тоже ни о чем не говорил. — Послушай, а вот это твое безразличие к собственному физическому благополучию… Кого ты пытаешься ублажить? Собственное самолюбие или Бога? Ты должен определиться, чего тебе больше хочется: жить или не жить. Третьего просто не дано.

— Это мое дело. Никого не касается.

— Ну разумеется. Но… я просто вспомнил о том нашем разговоре о религии и её аспектах организованного обмана. В тот вечер ты понял, что я имел в виду. И ты со мной согласился, хотя сам я вовсе и не пытался убедить тебя в чем бы то ни было.

— Да, что-то припоминаю. Кажется, речь шла об обрядах. К таким вещам следует подходить серьезно, Тео. Возможно, ты и не веришь в них. А я верю.

— Отчего же, я согласен с тем, что они важны. Но вот во что я не верю, так это в их практическую действенность, и ты, кстати, в тот вечер согласился со мной.

— Но это было давным-давно. Года два назад, что, впрочем, одно и то же.

Теодор уже предвидел свое неминуемое поражение в этом разговоре, но, тем не менее, продолжал:

— Мы говорили об обычном притворстве, об обрядовости, короче, можешь назвать это как хочешь. Обряд поста после карнавала, возможно, и полезен, но сам по себе он не имеет никакого смысла. Это просто условность. Твое же тело не условно, оно вполне реально и осязаемо. Взять, к примеру…

— Значит, Бог — это тоже обман?

Теодор смутился.

— Я говорю об обрядах и ритуалах, придуманных для Его. Когда внешняя сторона обряда ставится превыше всего, то это уже не вера, а самое настоящее суеверие, и это может привести даже к психическим отклонениям.