Стиг Трентер - Нынче в порфире…

— Это что, клещи? — спросил начальник уголовной полиции.

Тот покачал головой.

— На них полно отпечатков, но отождествить не удалось ни один.

— Наверняка «пальчики» здешних работников,— сказал Веспер Юнсон.— Убийца явно был в перчатках.— Он взглянул на фотографии.— Стало быть, отпечатки с пистолета?

Белый халат утвердительно кивнул, показал на один из снимков и что-то прошептал начальнику на ухо.

— Ах ты, черт! — удивленно воскликнул Веспер Юнсон и даже головой тряхнул.— Вот уж не ожидал.

Человек в халате исчез со своими снимками. Начальник уголовной полиции подпер голову рукой: похоже, задумался. Потом наконец глубоко вздохнул.

— Чьи «пальчики» были на пистолете? — спросил я.

Он поднял взгляд.

— Свена Лесслера.

— Свена Лесслера?

— И Гильберта Лесслера, само собой.— Он опять вздохнул.— Я-то ожидал другого. Не пойму…

— Отпечатки Свена Лесслера поставил наверняка убийца,— сказал я.

— Да-да,— словно бы с досадой отозвался он.— Но озадачивает не это.

— А что же?

Он пристально посмотрел на меня.

— Вы можете сколько-нибудь вразумительно объяснить, какая польза была Лео Лесслеру от пистолета?

— Не понимаю, о чем вы.

— Ну как же. Из письма к брату следует, что Лео Лесслер решил пойти в полицию и облегчить душу. То есть, по всей видимости, намеревался разоблачить убийцу. Поневоле складывается впечатление, что в гараж он пошел за дополнительными уликами. Но ведь пистолет с отпечатками пальцев Свена Лесслера не улика, он ничего не доказывает. Не могу я понять, зачем ему вообще понадобилось утруждать себя поисками.

— Может, он не знал, что там отпечатки Свена Лесслера, а, наоборот, думал, что на рукоятке «пальчики» убийцы?

Веспер Юнсон, стиснув губы, смотрел прямо перед собой. Холеные белые руки нервно двигались по столу. Я украдкой поглядывал на его бледное, нахмуренное лицо. Вот уж действительно — загадка на загадке. Рубануть посередке в этот узел — и все разрешится. Но где она, середка-то? Где концы путаного вороха нитей?

Мои мысли опять закружились вокруг двух первых убийств, и внезапно точно пелена спала с глаз: я понял, что решение длинной цепочки головоломок скрыто в событиях, которые разыгрались тем ненастным вечером в понедельник в светло-зеленом доме над Шлюзом. Не хватало одного-единственного кусочка мозаики, чтобы картина стала отчетливой и ясной. Но кто припрятал этот кусочек? Таинственный незнакомец? И я спросил:

— Вы отыскали следы человека, который явился в квартиру Свена Лесслера незадолго до прихода Гильберта?

Он поднял голову.

— Какого человека? — переспросил он рассеянно. Ответить я не успел, он быстро взглянул на часы и продолжил: — Ой, мне ведь надо позвонить. — И, справившись в блокноте, набрал номер. — Добрый вечер. Это опять Юнсон, из полиции. Ну как, вернулся?… Я был бы вам очень признателен, если бы… Да, машина у меня на ходу… — Он поблагодарил, положил трубку и быстро встал. — Я собираюсь нанести небольшой ночной визит. Если хотите, составьте мне компанию, буду рад.

— Визит? Кому же?

В его глазах сверкнул огонек.

— Незнакомцу,— спокойно ответил он.

Мы уже надели плащи, как вдруг Веспер Юнсон, ойкнув, бросился назад в кабинет. Вернулся он с двумя письмами.

— Вот это вам бы следовало прочесть раньше меня, — сказал он, протягивая мне одно из них.

— Адресовано-то Хелен Лесслер,— отозвался я, глянув на серый конверт.

На обороте вверху ровным энергичным почерком было написано: Свен Лесслер, Сакснесгорден, Марсфьеллъ .

— Ах ты, черт,— воскликнул я,— это же то самое письмо, которое она получила от свекра в понедельник после обеда.

Он кивнул.

— По ее словам, она хотела показать его сегодня вам. Потому и звонила. А отдала мне, так уж вышло. Еще она хотела сообщить, что, как выяснилось, шпионил за ней Лео Лесслер. Вчера она застигла его на лестнице сразу после вашего ухода.

— Я так и думал, что это он. Я ведь тоже его видел. Не пойму только, зачем он за ней шпионил.

— По-моему, он вовсе и не шпионил,— неожиданно сказал Веспер Юнсон.

— Да?

Он покачал головой.

— Что у нее выведывать? Ткацкие приемы? Нет, дорогой мой, уверяю вас, Лео Лесслер просто хотел выложить ей свои неурядицы, но так и не решился. В последние дни его жизнь превратилась в сущий ад. Он совершенно извелся — то ли ему молчать, то ли говорить, а по слабости характера, даже пока было время, выхода не нашел. Ну а когда наконец собрался с духом, тут его и убили.