Мария Ланг - Скандинавский детектив. Сборник

Сундлин еще раз провел рукой по густым волосам, встряхнулся и снова схватился за трубку, предварительно заглянув в записную книжку.

— Привет, — сказал он. — Я как раз занят одним делом и считаю, ты мог бы мне помочь. Ты же знаешь, утром мы вернулись из Соединенных Штатов. Как обстоят дела на сей момент?

Разговор оказался коротким, потому что позвонили в дверь. Появился начальник полиции в выходном костюме в тонкую полоску и в мягкой шляпе.

— Входи, входи, — пригласил Сундлин и, опережая гостя, прошел в спальню. Там оба сели. — Хочешь выпить? — спросил премьер.

— По правде говоря, выпить для поднятия духа следовало бы тебе, — ответил начальник полиции, который никогда не пил на службе.

— Ну и что будем делать?

В тоне, которым был задан вопрос, как и в глазах премьера, сквозило беспокойство.

— Ясно, что нужно спасать жизнь твоей дочери. Ее безопасность прежде всего.

Сундлин, позвякивая кусочками льда в стакане, смотрел на потолок. С него свисала паутина, убрать которую не потрудились ни приходящая уборщица, ни тем более воспитательница.

— Дело усложняет то, что и воспитательница тоже исчезла, — заметил полицейский.

— Я понимаю. Не могу требовать исключительного отношения, только учитывая мое положение.

— Что ты знаешь о воспитательнице?

— Ровно столько, чтобы исключить возможность ее соучастия.

— Она для тебя нечто большее, чем просто воспитательница?

— Если думаешь, что она моя любовница, то ошибаешься. Я избегаю спать с работающими тут особами.

— Понимаю. Пойми и ты, что долго держать все в тайне не удастся. Чем раньше мы обо всем сообщим, тем лучше. Я так считаю.

Премьер вздохнул.

— Конечно, ты прав. Я сам позвоню в Телеграфное агентство и дам сообщение, чтобы все получили его одновременно. Позднее ты сможешь устроить пресс-конференцию. А что, собственно, с Форсом?

— Ничего нового, — ответил начальник полиции, который еще не получил рапорта, что убийца понемногу начинает приоткрывать душу санитару из ночной смены.

— Черт, и все в то время, когда нам столько предстоит, — вздохнул премьер. — Не знаю, как я это выдержу. Охотно отказался бы от всех выступлений, но это просто невозможно…

Начальник полиции молчал. Он понимал обеспокоенность Сундлина, но и сам мучительно прикидывал, откуда он в сезон отпусков возьмет столько сотрудников, сколько может теперь понадобиться.

— Одно мне неясно, — заметил он.

— Что именно?

— Какая страна захочет принять Форса.

— Полагаешь, я над этим не думал? — вздохнул премьер. — Может быть, придется брать в расчет даже Албанию. Ведь речь идет о жизни и смерти. Может, удастся договориться с какой-нибудь африканской страной.

— Так,— сказал начальник полиции, — пожалуй, пока это все. Я пришлю людей, пусть все осмотрят. Потом нужно будет пустить в ход достаточно громоздкий аппарат. Но все равно ты сам будешь решать, как далеко можно продвинуться в расследовании и насколько оно должно быть интенсивным.

— Прежде всего нужно установить, что случилось с воспитательницей.

Комиссар встал, поблагодарил за выпивку и, поправив складки на полосатых брюках, удалился.

Сундлин подошел к бюро, на котором стояла портативная пишущая машинка, и торопливо отпечатал коммюнике для Телеграфного агентства новостей. Несколько раз перечитал текст, потом позвонил в бюро телеграмм на Хоторгет и попросил соединить с главным редактором. Бывший парламентский пресс-атташе был старым приятелем Сундлина.

— Привет,— сказал премьер, — это Сундлин. Хочу передать коммюнике. — И прочитал короткий текст.

— Я узнал тебя по голосу, — сказал редактор. — Но тут вещи такого рода, что мне придется тебе перезвонить. Ты дома?

Через пару минут в доме премьера зазвонил телефон. Главный редактор, закаленный многолетним опытом, даже после контрольного разговора все еще не был удовлетворен. Взглянув на часы, он убедился, что осталось еще немного времени до начала собственной радиопрограммы агентства в тринадцать часов. И потому позвонил в аппарат правительства и попросил соединить с кем-нибудь из свиты премьера. Только получив подтверждение, что шеф действительно у себя дома, он дал ход сообщению.

До тринадцати оставались минуты, и он был совершенно уверен, что радио не успеет передать сообщение перед собственной программой агентства. Его за это станут критиковать, но совесть будет чиста. Лучше для надежности дважды убедиться и подстраховаться.