Блейк Крауч - Хорошее поведение

– Сегодня только четвертый день, – сказала Летти. – Еще неделя – и буду как новенькая. Когда работа?

– Дело слишком серьезное, обдолбанной шалаве его доверять нельзя.

Любому другому Летти такого не спустила бы, живо поставила бы на место. Но тут она лишь повторила вопрос:

– Когда?

– Через восемь дней.

– Я буду в норме. Вот увидишь.

Хавьер смотрел на нее своими прозрачными глазами.

Наконец он сказал:

– Ты готова рискнуть жизнью за миллион долларов? Речь не о том, что тебя могут поймать. Или засунуть в тюрьму. А о том, что могут реально убить.

Летти не задумалась ни на секунду.

– Готова. Разве я тебя когда-нибудь подводила, Хавьер?

– Тогда бы ты тут не сидела, живая и невредимая.

Хавьер взглянул в окно. На той стороне улицы тянулась шеренга витрин. Ломбард. Парикмахерская. Винный магазин. На всех окнах – решетки. Под серым зимним небом не было ни единого человека. Дорогу в ожидании редкого для юга гололеда уже посы́пали солью.

– Ты мне нравишься, Летти. Почему, сам не знаю.

– Только не спрашивай, почему я это с собой делаю…

– Это меня не касается. – Хавьер снова перевел взгляд на нее. Похоже, он принял решение. – Летти, если ты провалишь дело…

– Знаю. Можешь на меня положиться.

– Можно договорить? – Хавьер сунул пальцы в стакан и достал из воды кубик льда. Повозил его по столу, посмотрел, как он тает. – С тобой я даже связываться не буду. Первым будет Джейкоб. И при нашей следующей встрече я принесу тебе от него кусочек.

У Летти перехватило дыхание.

– Откуда ты про него знаешь?

– Какая разница?

За время своего двухмесячного «марафона» она не позволяла себе думать о сыне. Его у нее забрали перед ее последней посадкой. Он жил в Орегоне, у матери своего отца. Шесть лет. Мысли о нем Летти загнала в тяжелую стальную клетку, что гнездилась в ее душе, – там она прятала свои более чем болезненные проблемы.

Принесли еду. Летти протерла глаза.

Она постаралась не хватать куски, но за всю свою жизнь не знала такого голода. В первый раз за несколько дней ее желудок получил настоящую пищу. Ее даже затошнило. Хавьер подался вперед и стащил у нее полоску ветчины.

– Это налог. – Он улыбнулся и откусил половину. – О Джоне Фитче что-нибудь слышала?

Летти была занята тем, что запихивала в рот яичницу.

– Нет.

– Бывший директор «Пауэртек».

– А это что?

– Международная энергетическо-сырьевая компания, находится в Хьюстоне.

– Может, что-то и слышала в новостях… Там был какой-то скандал, да?

– Они мухлевали с бухгалтерией, обманывали инвесторов. Тысячи сотрудников «Пауэртек» лишились пенсий. За всем этим стоял Фитч и его ближний круг. Месяц назад его обвинили в мошенничестве с ценными бумагами. Приговорили к двадцати шести годам тюрьмы.

– Поделом.

– Сказала воровка… Он сейчас освобожден под залог в семьдесят пять миллионов долларов. Через девять дней должен явиться в федеральную тюрьму в Северной Каролине.

Летти отложила вилку и глотнула черный кофе. Кофеина ее организм не получал почти месяц, и ее тут же начала колотить нервная дрожь.

– И при чем тут мы, Хав?

– От Фитча ушла семья. У него никого нет. Ему шестьдесят шесть лет, и, скорее всего, в тюрьме он умрет. Мне известно, что последний вечер на свободе Фитч хочет провести в женском обществе. И его не устроит девушка по вызову из какой-нибудь, – Летти уже отрицательно качала головой, – службы VIP-сопровождения. Ему нужно что-то необычное, особенное.

– Я не проститутка, – отрезала Летти. – Никогда этим не занималась – и не стану. И не важно, какими деньгами ты будешь махать у меня перед носом.

– Думаешь, я не нашел бы кого-то моложе, красивее и… опытнее, чем ты, будь мне нужна шлюха?

– Очаровательно.

– Летти, ты сможешь решить свои проблемы на всю оставшуюся жизнь.

– Не въезжаю.

Хавьер улыбнулся, и это было жуткое зрелище.

Весь ресторан содрогнулся – это над ними прогрохотал самолет.

– Тебя никто не просит трахаться, – сказал Хавьер. – Речь идет об ограблении.

Когда Летти работала на Хавьера в прошлый раз, пришлось шерстить крупных игроков в Вегасе. Он обеспечил ее универсальной карточкой-ключом и взял на себя наблюдение, сообщая ей, когда объект выходит из номера. Риск там, конечно, был, но в пределах ее уровня комфортности. Ничего похожего на то, что предлагалось сейчас.

Она надломила вафлю и сказала:

– Скажу честно: от слова «ограбление» я не в восторге.