Дарья Калинина: Шутки старых дев

– Он и так устает, – вступила в разговор моя мама.

– От чего? – в один голос спросили мы с бабушкой.

На это мама не смогла дать вразумительного ответа. Тут Вася наконец дозвонился, куда хотел, и заорал в трубку.

– Послушайте, приезжайте! Здесь труп валяется, стонет, и кровищи с него натекло море. Адрес? Мама, какой у нас адрес?

– Зачем им? – поинтересовалась выбитая из колеи Зоя.

– Зачем вам? – тут же сказал в трубку Вася, который, что ни говори, был послушным мальчиком. – Труп не у нас, а в садике возле дома. Адрес садика? Нет, давайте, я вам дам лучше наш адрес, потому что садик напротив нас, а номера на нем нет. Нет, я вам говорю, номера. Так и нет, сняли или закрасили. Я вас встречу на улице.

С этими словами он бросил трубку, тут же снова ее схватил, и у него состоялся разговор примерно такого же плана со «Скорой помощью». Затем он отправился встречать милицию, но Зоя встала на пороге.

– Никуда ты не пойдешь, – решительно заявила она.

– Да, – поддержали мы с мамой и бабушкой, становясь рядом с ней. – Не пойдешь, пока не объяснишь, в чем дело.

Зоя явно имела в виду нечто другое, но спорить не стала.

– Я нашел труп, – смирившись с тем, что ему не пробраться через наш кордон, сказал Вася.

– Очень хорошо, – сказала бабушка таким тоном, словно находка трупа – поступок весьма похвальный. – А что дальше?

– Дальше я вызвал милицию и «Скорую». Они вот-вот приедут, а вы меня не пускаете. Немедленно отойдите!

– Во-первых, они так скоро не приедут, а во-вторых, мы их увидим. Поскольку мы живем на первом этаже, мигом выйдем на улицу. Так что нечего и горячку пороть, – заявила ему бабушка. – И пойдем мы все вместе. Не хочу, чтобы мой внук один участвовал в этом.

– Так я и знал! – в отчаянии завопил Вася. – Вам ничего нельзя рассказать, моментально сунете свои носы в дела, которые вас ни капли не касаются.

– А где ты нашел свой труп? – осторожно поинтересовалась я.

– В садике, что напротив нашего дома, где же еще? Решил срезать путь, чтобы не огибать его. Пролез через дырку и споткнулся о труп. Темно, видно плохо, поэтому я сразу и не понял. Только услышал, что он стонет.

– Кто стонет? – встряла в разговор бабушка. – Покойник?

– Ну, он не совсем покойник. А может, уже и покойник... Я когда упал, рукой его задел. Сначала думал, что он пьяный и весь в грязи, поэтому такой мокрый. Потом под фонарем разглядел, что рука у меня вся в крови.

Брат в качестве доказательства сунул нам под нос свою грязную и действительно покрытую чем-то бурым руку. Этого ему делать никак не следовало, потому что моя мама падала в обморок при виде любой крови. Даже от той капли, которую у меня выдавливали из пальца на стеклышко в поликлиниках, она теряла сознание всерьез и надолго; и мне же с моим уколотым пальцем приходилось приводить ее в чувство. Вот и на этот раз она побледнела и приготовилась грохнуться в обморок. К счастью, прихожая в хрущевских квартирах для этой цели не приспособлена, так что маме удалось лишь вцепиться в Зоину дубленку, висевшую рядом с ней. Петелька у дубленки не выдержала маминого веса и порвалась; мама же снова попыталась упасть в обморок – вместе с дубленкой на заляпанный Васиными башмаками пол. Зое для спасения своего имущества пришлось вцепиться в дубленку, чтобы стряхнуть с нее сестру. От энергичных Зоиных действий мама на удивление быстро пришла в себя и тут же предложила план, который, должно быть, выработала, пока находилась в полубессознательном состоянии.

– Пойдемте все вместе и посмотрим, на месте ли еще труп. А то, если окажется, что трупа там нет и Вася ошибся, хлопот с милицией не миновать.

Что спрашивать с человека, едва не лишившегося чувств? Но где были головы у остальных, когда мы начали дружно надевать плащи и куртки? Даже я, томимая мрачными предчувствиями, оделась. Мама одолжила у бабушки ее коричневое пальто, так как сама ходила в ярко-красном плаще, таинственно мерцавшем в вечернее время. Глядя на маму, и остальные оделись во что потемней. Мне пришлось одолжить куртку у Васи, потому что свой плащ я не надела бы в тот вечер ни за что на свете. Лишь Слава сохранял хладнокровие. Он продолжал сидеть перед телевизором, переключившись на какую-то мыльную оперу, и мы решили его не трогать, полагая, что он таким образом выражает свое недовольство нашей выдумкой. Впоследствии выяснилось, что он просто не слышал наших разговоров.

Покончив с переодеванием, мы спустились по лестнице и встали у подъезда. К тому времени на улице было уже совершенно темно, и вдобавок поднялся сильный ветер и начался дождь.