Елена Арсеньева: Чаровница для мужа

Вот именно это самое действо и творилось сейчас перед Вторушиным.

В комнате раздавались страстные женские стоны, и было совершенно ясно, что любовники слишком захвачены процессом, чтобы обратить внимание на такие мелочи, как появление в квартире двух незнакомых мужчин.

Вторушин закусил губу. Он предполагал, что жена ему изменяет, так же, как и он ей, впрочем, и давно с этой мыслью свыкся, но не думал, что зрелище самой измены произведет на него столь сильное впечатление, что будет так больно…

Машинально провел рукой по карманам. Окажись в одном из них сейчас пистолет, точно выхватил бы — и пристрелил обоих! Но пистолета не было, это Вторушин тоже знал совершенно точно. Во внутреннем кармане пиджака он нащупал айфон, выдернул его, нажал на кнопку видеозаписи. Высветился дисплей, камера взяла картинку: теперь задница подскакивала и дрожала на экране мобильника. Вторушин осторожно обошел любовников, пытаясь поймать в объектив их лица. Камера фиксировала биение стройного белокожего юношеского тела и полное, рыхловатое, смуглое женское. Краем глаза Вторушин увидел, что Слава Славин тоже выхватил свой телефон и снимает свалку на полу.

А те ничего не замечали! Ловили себе свой преступный кайф! И только когда Вторушин совсем уж близко подсунулся, Семикопный его увидел. И замер…

– Шеф? — пролепетал он, словно сам себе не веря.

– Ну давай… давай! — простонала женщина, открывая хмельные узкие глаза. Вдруг они расширились изумленно, испуганно… она вскрикнула, словно подстреленная птица, рванулась, но была придавлена к полу сильным мужским телом, а потому выскользнуть не смогла, только смуглыми грудями колыхнула да отвернулась, пытаясь прикрыть лицо. Но было поздно, поздно…

– Вставайте, сволочи, — пытаясь сохранить хотя бы подобие спокойствия, приказал Вторушин, убирая мобильник. — Вставайте, ну!

– Эх, шеф… — убитым голосом пробормотал Семикопный. — Да чтоб вам на пяток минут позже… весь кайф обломали!

Он извлек наиболее преступную часть своего тела из лона вторушинской супруги, и Вторушин, передернувшись, совершенно не владея собой, закричал, вернее, завизжал:

– Сукин сын! Больше ты у меня не работаешь!

– Да пошел ты со своей работой! — огрызнулся Семикопный. — Нашел чем пугать! Больно надо — за твои копейки ломаться.

– Чтоб я тебя больше не видел! — надсаживался Вторушин. — Попадешься на глаза — убью!

– Да я бы уже сейчас его убил! — воскликнул пылкий Слава Славин, кровожадно глядя на Семикопного и засучивая рукава. — И ничего тебе не будет, Женька. В состоянии аффекта потому что!

– Посторонитесь, дяденька, — скучным голосом сказал Семикопный, уже натянувший узкие плавки и засовывавший себя в джинсы, доселе, понятное дело, валявшиеся на полу. — Что это вы такой агрессивный? Подстрекательство к убийству — есть такая статья в УК, не слышали? Номер забыл, но статья точно есть!

– Какой гад! Какой наглый гад! — с беспомощным выражением воскликнул Слава Славин. — Юрист выискался! Ну надо же! Женька, ты что молчишь?! Что ты молчишь?!

Тот и в самом деле молчал. Молчал и смотрел на жену, которая по-прежнему лежала на полу в чем мать родила, как будто не замечая, что на нее таращатся трое мужиков.

– А что ему сказать, если он сам знает, какой у его жены характер? — пожал голыми плечами Семикопный и натянул на них футболку с изображением черепа и мотоцикла под ним. Почему-то именно сейчас Вторушин вспомнил, что его курьер (с этой минуты бывший!) был байкером, а у них подобные картинки в большом фаворе. В общем-то Семикопного приняли на должность курьера именно потому, что он обещал везде поспевать на своей красной «Kawasaki» натурально в миг единый… И поспел наш пострел, как опыт показал. — Знаете пословицу? Кто-то не захочет — кто-то не вскочит! Да она в меня натурально вцепилась. Разве ж я посмел бы?! Жена шефа, то-се… но не устоял, когда она стала всякие китайские штучки изображать… Я вообще люблю взрослых женщин, тем паче если всякая экзотика начинается… Да никто не устоял бы, и ты, праведник, тоже не устоял бы, понял?

Это адресовалось Славину. За время своей исповеди Семикопный успел надеть куртку, носки и один мокасин (второй, как мы помним, валялся в прихожей), причесаться пятерней и вообще изготовиться к достойному отступлению. А жена Вторушина все лежала на полу, даже не заботясь прикрыться, все переводила с одного мужчины на другого свои длинные черные глаза. И ни словом не возражала против той хулы, которую возводил на нее мимолетный любовник.